Комбат бросил звёздочки в гранёный стакан с водкой и покровительственно вручил мне ритуальные сто грамм в тусклом стекле.

– Дорогой Володя! Сегодня ты стал настоящим офицером, потому как лейтенант – это полуфабрикат. Желаем тебе расти до капитана, майора, полковника, а даст бог, и до генерала!

Ледяная водка потоком скользнула по пищеводу, взорвалась под ложечкой горячей волной, вспыхнула огнём в голове. Подполковник забрал у меня стакан, вытряхнул влажные звёзды на ладонь и ловко вставил их в припасённые заранее новенькие погоны.

– Ну вот, теперь ты настоящий старлей! Носи.

Прошло много лет. Всё так и оказалось. Лейтенант в армии и на флоте – это полуфабрикат. И новенькие парадные погоны с кортиком, которые вручает тебе генерал на плацу, – это аванс на ближайшие несколько лет.

Полуфабрикат может сгореть на сковородке суровых будней или не прожариться как следует и прокиснуть.

Но вот теперь, с получением третьей звёздочки, ты – офицер, выдержавший двухлетний испытательный срок.

Так и с дочкой. Красивая форма, букет, новенький ранец и первая линейка со счастливыми слезами – это те же самые погоны с кортиком.

Дальше всё не так, как было в детском садике. Надо приходить в школу каждый день в 8.15 утра, нельзя опаздывать. Надо делать домашку, причём постоянно, а если не сделаешь, тут же, как льдины в ледоход на реке, нагромождаются друг на друга следующие «домашки». И секции, и кружки, и дополнительные предметы, и новый коллектив, в котором надо утверждать себя заново, уже по-взрослому.

И тут первоклашка вздыхает:
– Папочка, как же хорошо было в садике.

Соглашаюсь – я тоже много куда хотел бы вернуться, но…

Слава тебе, господи, помог спорт. Привередливая, казалось бы, тренер по акробатике научила дочку быстро, как в армии, переодеваться без помощи родителей, не болтать в строю, слушать команды, не хныкать при падениях и ушибах и доводить каждое начатое действие до логического конца. Не получилось? Упала? Не хнычь! Вставай и делай: раз, два, три… десять раз, пока не получится. К тому же надо всегда помнить, что лежит у тебя в рюкзачке, чего не хватает, что надо заменить, а что положить заново, отправляясь в танцевальную студию.

Эта закалка оказалась очень кстати в школе.

И вот у Веры последний день первой четверти и – бал, посвящение в первоклассники! Не случайно с опозданием на два месяца, если подумать.

Пятница. Идём через скверик к школе, и вдруг оказывается, что дочь забыла стих, который спустя полчаса надо прочесть в актовом зале. А шпаргалка осталась дома на её рабочем столике.

Тридцать три года назад почти то же самое случилось с сыном, и я на него наорал, а потом на него наорала его мама. Нам с ней было по тридцать три, и мы оба были ну очень заняты: работа, карьера, кандидатские диссертации. А тут сынуля не выучил четыре строчки! Не принял во внимание, что родители переутомлённые, нервные, устремлённые к каким-то (как нам казалось) более высоким идеалам, чем его банальный невыученный стишок.

Не выучил? Почему не выучил? Забыл? Почему забыл? Получи месяц без мороженого, кино, прогулок на море, без…

Так было тогда. А сегодня?
– Почему забыла? У тебя ведь отличная память.
– Это, наверное, от волнения, я стишок выучила, правда выучила…

Принимаю решение: спокойно возвращаемся за шпаргалкой и снова идём в школу. И как хорошо, что школа совсем рядом!

Дочка идёт по скверику со шпаргалкой в руках и сосредоточенно читает по слогам, а потом громко сообщает: «Вспомнила! Я его вспомнила!»

Идущая навстречу тётенька расплывается в приветливой улыбке.

– Папа, почему она улыбается? Она нас знает?
– Теперь – да, знает.
– А раньше она нас знала?
– Раньше нет.
– Как же так? Странно.

Вечером я ей всё с юмором объясню, а пока мы идём на бал-посвящение и даже чуточку опаздываем, но только чуточку.

Она успеет, она всё успеет. А я фотографирую её в прекрасной причёске, которую мастерски и тоже на бегу соорудила мама. На эту причёску не налезла ни одна из шапочек, так что пришлось укутывать головку нашей красавицы в шарф.

Тридцать три года назад я нервничал. Тогда мне казалось, что, достигнув серьёзного возраста, я буду часами спокойно бродить вдоль моря или сидеть с удочкой. Или выпивать с ровесниками, вспоминая, какой бурной была прошедшая жизнь, неторопливо и «в никуда» гулять по городу, пересматривать любимые фильмы и переслушивать любимую музыку.

Но всё получилось не так. Вдруг оказалось, что сегодня я занят-загружен гораздо больше, и задачи передо мной стоят большие, а времени на их решение остаётся меньше, по крайней мере, в те же самые два раза.

У дочки теперь есть домашка. Я тоже стал задавать себе «домашку» – на ночь. То есть научился работать во сне и вставать с решениями, которые остаётся только зафиксировать.

Знакомый профессор заботливо возмущается, говорит, что это вредно и непременно вылезет мне боком.

– Во сне надо переформатироваться, перезагружаться, Вова! Это, по-научному, и есть отдых! Вот я, например, до сих пор смотрю эротические сны. Тебе они снятся?
– Уже нет.
– Это плохо, это очень плохо! У меня есть студентки, у тебя – поклонницы. И те и другие обязаны вдохновлять.

В ответ говорю:
– А давай-ка ещё по стаканчику «Джонни Уокера»?
– А давай.

По пути домой думаю в вагоне метро о том, что меня вдохновляет. Дочкины милые искренние рассказы!

«Меня вызвали к доске, и я так спешила, что вывалилась из парты и ударилась глазиком об угол учебника английского языка».

«Мальчик нёс в буфете поднос и столкнулся с девочкой. У него из тарелки выпрыгнул борщ и попал мне на блузку».

«Мы с Полиной на акробатике делали «колесо», столкнулись и синхронно, пятками, поставили друг дружке симметричные бланши. Слегка всплакнули, обнялись и работаем дальше».

«После тренировки я шла через зону питания и увидела своего тренера по тхэквондо. Он сидел и ел. Мы не виделись три дня. Я так обрадовалась, что подбежала к нему и зарядила в ухо ногой – как он учил. В левой руке у тренера была вилка, но правой он успел поставить блок и сказал, что я молодец. И мы на радостях обнялись. Он меня учит вырабатывать боковое зрение – вот я его и проверила. А на День учителя я подарила ему букет из копчёных сосисок и краковской колбасы. А он улыбнулся и сказал: «Это как раз то, чего мне в жизни всегда не хватает».

Хотел я пожурить дочку за это, но вдруг подумал, что жизнь стала совсем иной, и они, наши дети, совсем другие. Даже их молодые учителя и тренеры – другие. Они для ребят – старшие товарищи, друзья. А для нас в годы детства учителя и тренеры были авторитетами, небожителями. Попробовал бы я своей «физручке» по-дружески зарядить в ухо! Страшно подумать, чем бы это закончилось.

В двойном возрасте Христа пришла пора многое переосмыслить.