Шёл, не соврать бы, две тысячи шестой или седьмой год. Я активно подрабатывал во всевозможных глянцевых журналах. Если честно, меня от них уже тошнило. Но надо было как-то добывать деньги.

В одной редакции познакомился с Артуром Финигиным, таким же «гламурным писуном» – это его дефиниция, – как и я. Журнал был туристический. Платили не очень, зато периодически посылали в командировки. Чаще всего дня на два-три в какой-нибудь отель, чтобы его потом задорно отрекламировать в журнале. Перелёт, проживание, питание – всё за счёт издания, хозяином которого была Сабина Глюкман, родственница крупного бизнюка, которого угрожающе звали Ваха Мухтарович. Фамилии его не знаю. И даже побаиваюсь знать.

Работа не пыльная, не в шахту спускаться.

В мае главный редактор вызвал нас с Артуром и сказал:
– В июле, с пятнадцатого по семнадцатое, на два дня в Израиль – поедете? Город Эйлат, отель такой-то.
– Вдвоём? – уточнил Артур.
– А что, вам с собой ещё Симу Кущину добавить?

Сима Кущина – тоже внештатный автор журнала, женщина лет шестидесяти, очень похожая на Брежнева. Я быстро отреагировал:
– Нет-нет, мы лучше сами.
– Ну, вот и хорошо. Материал напишете на двоих. Надеюсь, отель вам понравится. Кстати, он принадлежит Вахе Мухтаровичу. Но это так, к слову, чтобы материал хороший получился.

Мы, конечно, согласились.

В начале июля, за неделю до отлёта, Артур позвонил:
– Слушай, Володь, мне тут через Гришу Клоппа два домика за триста километров от Москвы предложили. Глухомань, конечно, но уж очень дёшево. Съездишь со мной? А то одному скучно. Места там, говорят, замечательные.

А чего не съездить? Сели на следующий день в Артуров джип и поехали.

Места действительно замечательные. Берёзовая роща – рота белоногих курсанток полицейского училища. В юбочках-миди. Поле с вечным огнём цветущего иван-чая. Расплавленный свинец речки, нервно-трепетным серпантином убегающий в лазоревый горизонт.

Деревня Дудари, стоящая метрах в трёхстах от реки, десяток домов. Все полусгнившие и заброшенные, кроме одного – того, что продаётся. Дом крепкий, увесисто-бревенчатый. Хозяин – Черепанов Виктор Тимофеевич. Картину «Пан» Врубеля видели? Вот это и есть Черепанов.

Осмотрели дом.

– Ну что, берёте саклю-то, толстосумы? – спрашивает Виктор Тимофеевич.
– Чего ж не взять? – отвечает Финигин. – Вы-то сами куда?
– К дочке в Питер. К удобствам привыкать буду. Как вы там, в этом вашем городском зоопарке живёте – бог весть. Тут где сердце шепнуло – отлил-отжурчал. Полная свобода с демократией. А у вас там на кажное отправление органов свой ритуал. Сплюнуть – в раковинку, по нужде, даже малой, – гальюн, сморкануться – в салфету. Тьфу! Замотаесся…
– Это точно. А где тут Авдеевка у вас?
– Деревня-то?
– Ну да.
– Недалеко. Вон по речке пойдёте до третьего заворота. Вон, гляди, ива там, лодка под ней, с Черненки лежит, тлеет не хуже Ленина.

Он ткнул своей указательной баварской сосиской к горизонту.

– Видал?
– Да-да-да.
– Вот. От этого твоего «да-да-да» – направо, к сосняку. Отседа вне зрения. Идёте с полчаса – и налево. В овраг. По оврагу до озерца. От озерца воспряли вверх. И – прямиком. Там и будет Авдеевка.
– А на машине не доехать?
– На этой? – он энергично почесал ухо, глядя в сторону Артуровского джипа.
– Да.
– Как звать возилку-то?
– Джип.
– У-у, собачье погоняло. Нет, жипа твоя в овраге пузом лягет. На ней если только по грунтовке в объезд километров шестьдесят. И то… Там тоже препятствия. Вырубки с минными пеньками. Пешедралом идите. А жипу я постережу. Хоть до Яблочного спаса.

Мы вышли в полдень.

Через два часа добрели до ивы с черненковской лодкой. Направо – сосняк. Налево – овраг. До озерца мы с Артуром доковыляли к семи. «Воспряли вверх». Почти уже в сумерках доползли до Авдеевки.

Нас встретила Алевтина Сидоровна, хозяйка второго продающегося дома, такого же крепкого и бревенчатого. А сама хозяйка – вылитая Наталья Гундарева.

– Это ж мой свояк Виктор Тимофеевич дом построил, дорогие гости, – пояснила Алевтина Сидоровна. – Нравится?
– Нравится, – отпыхиваясь, сказал Артур. – А переночевать мы здесь сможем?
– Сколько задумаете.

К исходу следующего дня мы так же пешком вернулись в Дудари.

Помню, Артур безнадёжно прилёг на дровянике и изрёк:
– От деревни до села – словно вечность насс…а.

Через трое суток мы с Финигиным улетели в Эйлат. Приземлившись, в первый же день ублажили Ваху Мухтаровича совместной статьёй под названием «И вновь продолжается кайф». Вам неприятно? Мне – тем более. Кстати, Вахе Мухтаровичу статья не понравилась, и я после этой поездки больше в том журнале не работал.

После того как текст был дописан, Артур мне сказал:
– Шалом, чучело.

Больше мы с ним там не общались. Он гулял где-то в недрах города.

Эйлат – хорошее место. Курорт. Ничего особенного, но жить можно. Ширина пляжа – метра три. Море хорошее, чистое, грех жаловаться. Не Доминикана, конечно, но всё же.

У меня есть слабость, вернее, две – я люблю ходить и плавать.

В воспетом отеле ходить у меня не получилось, потому что территория была чётко ограничена железными решётками. Вся длина пляжа – метров триста.

Походил я туда-сюда, как гепард в вольере. Нет счастья. Думаю: надо поплавать.

Поплыл. Плыву направо, минут пять. Вдруг слышу своим левым, не залитым пока ещё ухом арабско-английское:
– Стоп, сэр! Здесь начинаются территориальные воды государства Египет.

Я, выныривая сонной рожей из Красного моря, кричу в сторону сторожевого катера:
– И что?
– Плывите назад!
– О’кей.

Плыву. Минут десять. Слышу правым ухом:
– Стоп, сэр! Вы находитесь в территориальных водах королевства Иордания.

Я, отплёвываясь:
– И?
– Плывите вон туда, – машет мужик с катера куда-то на юг.

Плыву минут пятнадцать. Только наконец-то немного вошёл в темп. Оклик с лодки:
– Сэр! Через триста метров начинается зона, подконтрольная Саудовской Аравии. Просьба изменить курс вашего заплыва.

Я изменил.

Удивительное дело. За час я тут, считай, сразу в четырёх государствах побывал. А там я двое суток пёр в недрах моей бесконечной империи от каких-то туманных Дударей до Авдеевки и обратно.

И вы хотите, чтобы я променял Авдеевку на Саудовскую Аравию с Израилем, дай им всем бог мира, конечно.

Да не дождётесь. Жаме де ма ви, извините за выражение. (Никогда в жизни. – фр.)