С возрастом как отрезало – мультфильмы смотреть перестал, а уж эти длиннющие современные американские терпеть не могу. Но время, как известно, циклично, и мультики вновь вторгаются в мою жизнь, становясь привычным фоном. И вовсе не оттого, что, старея и выживая из ума, я вновь возвращаюсь в детство. Нет, просто моя драгоценная внучка, «прима» Елизавета, доросла до просмотра рисованных историй о забавных зверушках и человечках. И всякий раз, когда она приезжает к нам в гости, я становлюсь ответственным за совместные с ней просмотры старых, ещё советской поры, мультфильмов.

Чего мы только с ней не посмотрели, а сколько песенок я теперь знаю! Ведь это я с Лизаветой мультики смотрю, а с «секундой» Пелагией мы под них ещё и пляшем. (От итал. prima – «первая», seconda – «вторая». – Ред.)

Именно поэтому мне открылись достоинства планшетного компьютера. Слушайте, какая удобная вещь! В него можно закачать множество мультфильмов и в любой ситуации подсунуть их ребёнку. Поставил, включил – и занимайся своими делами. Вот по этому самому планшету мы с моей «примой» и смотрели, обнявшись, мультфильм «Валл-И».

Первый раз в жизни я смотрел такой длинный мультик, и досмотрел до конца, честное слово. Поначалу меня просто интриговало, почему такая кроха постоянно требует включить ей именно «Валл-И», а,например, не про кота Леопольда с двумя бессовестными «ми-ми». Казалось бы, про мышат и котика «мау» куда интереснее – нет, вот подавай ей мультик про роботов, и всё тут.

Правда, в результате эти роботы подобно маленькому деревянному человечку Пиноккио, возрастая до человеческих отношений, становятся настоящими людьми и испытывают подлинные человеческие чувства, и даже такие высокие, как преданность и любовь. Только при чём тут моя двухлетняя кроха? Разве она способна разбираться в таких сложных категориях? И тем не менее, включайте ей «Валл-И».

А теперь мы всё чаще смотрим историю оленёнка Бэмби. Старый рисованный фильм 1942 года выпуска. Говорят, поначалу эта лента провалилась в американском кинопрокате и только через шесть лет вдруг стала по-настоящему культовой. Американцам понадобилось шесть лет, чтобы разобраться в истории маленького пятнистого оленёнка-сироты. У нас с Лизаветой «Бэмби» стал культовым после первого же просмотра.

Да и как не стать, если здесь всё так интересно. Дремучий лес, наполненный знакомыми ребёнку зайчиками, белками, птицами. Все животные разговаривают как люди. Дитя напряжённо вглядывается в экран. И вдруг, уж не знаю, во время которого по счёту просмотра, ребячье ухо выхватывает из общего словесного потока тревожную фразу, сказанную осиротевшему оленёнку его большим сильным оленем-папой: «Твоя мама больше не придёт».

Внучка ещё ничего не знает о смерти. В тот момент, когда охотник пришёл в лес, чтобы убить маму-олениху, она весело прыгала по дивану. Но она знает, как это страшно – остаться без мамы.

Помню, как мы переживали в те дни, когда Лизина мама должна была отправиться в роддом за нашей второй внучкой. Как себя поведёт полуторагодовалый грудничок, до этого не разлучавшийся с мамой ни на минуту?

Готовились к самым разным вариантам, но неожиданно для нас дитя не плакало и не требовало, чтобы его немедленно отвезли к маме. Девочка мирно играла с бабушкой, хорошо ела и гуляла. Казалось бы, всё шло прекрасно. Только каждый вечер, пока мама была в роддоме, ребёнок пододвигал табуретку к окну, забирался на подоконник и, прижавшись к холодному стеклу, всё смотрел на запорошенную снегом дорогу. И никакие уговоры не могли заставить её вернуться назад в кроватку.

Прошло полгода, но память об испытанном ужасе тех четырёх дней и ночей так и осталась в её маленьком сердечке. Она не знает, что значит смерть, но что такое остаться без мамы, помнит прекрасно. И тогда, глядя на экран, «прима» Лизавета почувствовала себя маленьким одиноким оленёнком и заплакала.

Мы, взрослые, думаем, что дети в возрасте от года до двух лет ничего не понимают. При них можно делать всё что угодно и что угодно говорить. Но одна молодая женщина-врач недавно мне рассказала, что помнит себя с восьми месяцев. И даже помнит то, о чём она тогда думала. Такая кроха, оказывается, способна ещё и выводы делать.

– Я сижу на руках у бабушки, а моя сестра-двойняшка – у мамы. В квартиру входит дедушка. Он отработал смену в шахте и вернулся домой. Помню его чёрные от угольной пыли руки и лицо. Добрые смеющиеся дедушкины глаза улыбаются внучкам, он протягивает ко мне руки и зовёт к себе. Я смотрю на эти чёрные рабочие руки, и мне не хочется уходить от бабушки. Начинаю хныкать. Бабушка тут же: «Дед, ты видишь, ребёнок тебя боится, иди в ванную и отмывайся».

Дедушка будто не слышит и продолжает заигрывать с внучкой. Тогда я начинаю кричать, а мама с бабушкой общими усилиями прогоняют деда в ванную. Я, восьмимесячный ребёнок, делаю вывод: «Ого, оказывается, я запросто могу подчинять себе взрослых. Стоит лишь погромче закричать».

Мы собирались ехать в Гродно. В мой последний приезд к родителям мама, рассматривая многочисленные фотографии малышек, вздохнув, без всякой надежды произнесла:
– Как же я мечтаю увидеть правнучек! Да и внучка была у нас последний раз лет десять назад. Эх, посмотреть бы на них хоть одним глазком, тогда можно и помирать.

Звоню дочке. Так, мол, и так, доча, может, рискнём? Кто знает, будет ли у нас такая возможность в следующем году? Как бы потом не каяться.
– Ладно, пап, давай съездим. Нужно только подготовиться.

В процессе подготовки в планшетник закачали кучу старых советских мультиков, в том числе и почти все серии «Ну, погоди!». А всё потому, что у «примы» в придачу к «Бэмби» начался период «зайцемании». Интересно, а как ему не начаться, если чуть ли не каждая вторая игрушка моей Лизаветы – это заяц. Даже в поездку она взяла с собой одного такого ушастика. И это притом что в реальности девочка ни разу не видела не то что настоящего зайца, но даже и обычного кролика. И тем не менее первым словом после «мамы» стало слово «зая».

До Минска я добирался автомобилем и встречал своих девчонок в национальном аэропорту, а уже оттуда вёз их до самого Гродно. Помню, мы стали заправляться на АЗС, прямо в лесу. И вдруг на этой самой лесной заправке наша «прима» заметила зайца из «Ну, погоди!».

Не увидеть его было невозможно, потому что таких огромных зайцев в природе не бывает. Он и Волк, оба в мотоциклетных шлемах на головах, мирно стояли возле мотоцикла, покрашенного почему-то в чёрный цвет.
– Зая-я-я-я! – Прима вырывается из машины и стремглав бежит к улыбающемуся чёрному зайцу.

Оказалось, что наша Лизавета с ним одного роста. Дитя обняла чёрное изваяние и принялась целовать его прямо в губы. Хотя другим, когда надо, подставляет для поцелуя макушку. Кстати, когда между нами заходит разговор о том, чтобы отвезти внучек в церковь, моя маленькая «прима» чмокает губками, имитируя поцелуй. С малого возраста её приучили прикладываться к иконам, потому церковь для Лизаветы – это место, где обязательно что-то целуют.

Наблюдая за внучкой, я пришёл к выводу, что мультфильмы для ребёнка – не просто забавное занятие. По многу раз просматривая одни и те же сюжеты, дитя входит в мир героев, определяя в нём место и для себя. Вот почему она так не хотела оставлять своего друга зайца на территории лесной бензоколонки.

Конечно, кроме всего прочего, целью нашей поездки было показать нашей старшенькой, как на самом деле выглядят зайцы, овечки, свинка Пеппи и ещё множество других Лискиных друзей. Для тех, кто не знает: в Гродно прекрасный зоопарк. Помню, каким он был раньше. Я любил по дороге в институт пройти сквозь знакомую калитку и посмотреть отличную коллекцию аквариумных рыбок, благо у студентов были льготы.

Ещё я всякий раз подходил к клетке с печальным марабу, который, как и другие аисты, большую часть времени простаивал на одной ноге. Не понимаю, чем он меня подкупил, но почему-то казалось, что мы с ним похожи. Только я, в отличие от моего приятеля, пользовался обеими ногами.

– Лиса, как приедем, первым делом пойдём в гродненский зоопарк, и я покажу тебе настоящего африканского марабу. Помнишь, мы его видели в мультике про бегемота, который боялся прививок?

Но по прибытии в Гродно вместо зоопарка мы первым делом отправились в одно удивительно красивое место, здесь же, недалеко от города. Там так много всего интересного для детей! И мы, конечно же, пошли кататься на пони. Я боялся, что «прима» испугается маленькой лошадки, но она, напротив, не только не испугалась, но каталась с наслаждением, а потом прощалась с поником со слезами на глазах.

А потом спешила к большому открытому вольеру с множеством зверушек. Кого там только не было: утка-мама с десятком маленьких замечательных утят, большая овца с двумя весёлыми, смешно прыгающими ягнятами, несколько карликовых чёрных свинок, павлины, декоративные кролики и много кого ещё.

Но самое главное, среди всей этой многочисленной живности стоял маленький оленёнок.

Лиса ловко забралась на ограждение, я только поддерживал её за спинку, и принялась внимательно рассматривать обитателей вольера. Детские эмоции всегда так непосредственны и заразительны. Она показывала пальчиком в сторону «заев», хрюшек, птичек и весело смеялась. Подпрыгивала на месте и хлопала в ладошки. Я смеялся вместе с ней, и мне тоже хотелось хлопать.
– Бэмби!

Она его увидела. Увидела и восхитилась. Вот он, тот, c кем каждый день Лиза встречалась посредством электронного экрана и кто стал неотъемлемой частью её жизни. А «Бэмби» точно почувствовал, что эта маленькая девочка – не просто очередной посетитель развлекательного центра, а тот, кому он по-настоящему дорог.

Оленёнок подошёл к нам и доверчиво просунул в ограду длинную узкую мордочку с влажным кожаным носом. А Прима, затаив дыхание и от удовольствия высунув кончик языка, неуклюжими движениями гладила доверчивое животное.

Потом мы все вместе уселись в повозку, запряжённую парой лошадей, и нас повезли туда, где посетителям не разрешается появляться самостоятельно. Мы ехали и любовались свободно разгуливавшими пятнистыми оленями – целое стадо! А ещё благородными маралами с коронами ветвистых рогов.

Для Лисы наступило время сказочного пиршества, сказка и реальность вдруг переплелись, и она только и успевала что показывать пальчиком в сторону одного оленя, потом – другого:
– Бэмби-папа! Бэмби-мама!

После прогулки мы собрались пообедать там же, в «Замке Зеваны». Зевана в славянской мифологии – вечно юная богиня охоты и покровительница охотников. В ресторане на одной из стен расположился огромный витраж с изображением Зеваны высотой в несколько метров. На нём богиня с луком в руках и в окружении зверей.

Пока мы ждали свой заказ, дочка, взяв «приму» на руки, пошла вместе с ней рассматривать внутреннее убранство ресторана. А поскольку основной темой заведения является охота, то в соответствии с логикой на стенах разместили охотничьи трофеи: в одном месте – рысь, в другом – голова кабана-секача с огромными клыками, а сразу над выходом – голова оленя с рогами.

Казалось бы, двухлетний ребёнок вообще не должен обращать внимания на какие-то там чучела, но Лиса, сидя на руках у мамы, вытянула ручку в сторону оленьей головы:
– Мама, Бэмби! – и неожиданно заплакала. – Мама! Бэмби!

Ночью Лизавета часто просыпалась, плакала и всякий раз звала своего друга-оленёнка. В конце концов дочка была вынуждена включить компьютер и поставить малышке её любимый мультик.

Утром я предложил всем нам наконец-то отправиться в зоопарк. На что матушка резонно возразила:
– Какой может быть зоопарк? Посмотри, ребёнок не справляется с потоком впечатлений. Нет, сегодня начнём день с посещения храма.

И мы отправились в кафедральный собор.

Я вёл машину, а про себя всё думал: может, вовсе не поток информации виноват в том, что Лиса этой ночью так плохо спала. Может, каким-то образом она поняла, что прежде чем водрузить голову оленя на стену в ресторане, его предварительно нужно лишить жизни? Ведь через весь Лискин мультфильм проходит мысль о безжалостном человеке-охотнике. А что, если она догадалась: он убил её Бэмби!

В соборе бабушка с Лизаветой приложились к храмовым святыням. Лиска любит целовать иконы, делает это всегда истово и с большим удовольствием. Перед мощами святого мученика младенца Гавриила я ей предложил:
– Давай поклонимся святому и помолимся о твоём друге Бэмби.

Лиса смотрит на меня и тут же кланяется. Мне очень нравится наблюдать за внучкой и за тем, как она кладёт поклоны. Очень уж это у неё хорошо получается. Кланяясь, она не встаёт на коленки, а делает то, что мы обычно называем поясным поклоном. Только у неё поклон завершается не как у нас – касанием пола кончиками пальцев, а тем, что дитя достаёт лобиком до самой земли и замирает в этой позе таким смешным треугольничком.

Каждое следующее утро нашего короткого отпуска я всё пытался отправиться с Лисой в зоопарк, но матушка оставалась непреклонна.
– Хватит с ребёнка сильных эмоций, лучше пойдём в городской парк кататься на паровозике.
– Нам завтра уже уезжать, а я так ни разу и не побывал в зоопарке. Ты хочешь, чтобы мысль об утраченной возможности вернуться в дни моей юности не оставляла меня весь год?

Матушка подумала и согласилась. Так мы, наконец, оказались в зоопарке.

Всё изменилось до неузнаваемости. Оно и понятно, за тридцать-то лет. И изменилось не в лучшую сторону. Зато я нашёл моего старого приятеля – аиста марабу. Он совсем не изменился. Всё такой же, стоит на одной ноге, задумчивый и печальный.
– Привет, старина. Вот, зашёл тебя навестить, помнишь, как тогда, в годы нашей с тобой юности. Где пропадал? Это долгая история, брат. Когда снова зайду? Не знаю, возможно, снова лет через тридцать. Зато я привёл с собой мою Лизавету. Знакомься, теперь она станет тебя навещать.

Но моей Лисе неинтересно смотреть на старого ворчливого марабу, ей хотелось посмотреть на игривых медвежат, и ещё на ослика, и ещё… да много на кого ещё, но только не на марабу.
– Бэмби!

Лиса прыгает от радости и бежит к клетке с благородным оленем.
– Деда! Бэмби!

Она карабкается на ограждение и тянет к нему ручонки. Олень, привыкший, что посетители его постоянно подкармливают, направляется и к моей Лизавете. Та старается дотронуться до его рожек и продолжает что-то говорить. Потом поворачивается в мою сторону и делает губками поцелуй. И я понимаю, о чём моя внучка говорит с оленем. Бывает же такое, когда люди начинают понимать, о чём говорят животные и маленькие дети.

– Бэмби, мой дорогой Бэмби! Я так волновалась. Думала, злой охотник тебя догнал. Мы с дедом в церкви о тебе молились. Как хорошо, что ты жив! Пожалуйста, береги себя, а я каждый день буду класть за тебя поклоны. Хочешь? Ты только живи, Бэмби!