Несколько лет уже задаю себе вопрос: почему Штирлиц в одной из серий сказал, что любит только стариков и детей. Ну, детей понятно: маленькие, пухленькие, агукают. А стариков? Внешность-то у них обычно не привлекательная. Но сейчас, дожив до 64 лет, кажется, начинаю понимать, что же у них общего с детьми.

Я девять лет на пенсии. Двадцать лет как переехала и растеряла большинство старых контактов. Новых не появилось в связи с почти затворническим образом жизни. Прихорашиваться не перед кем. Даже волосы в последнее время перестала красить, о маникюре и не вспоминаю.

Из радостей – прогулки по лесопарку, кормёжка птиц за окошком, походы в кино, когда скидка 50 процентов для пенсионеров, да телевизор с интернетом. Если бы не необходимость общаться с дочкой через скайп, никогда бы компьютер не освоила.

Ну, ещё церкви и монастыри в Москве и Подмосковье. Дочка зовёт в Тулу, где они с зятем живут. Но как я буду ездить оттуда к Матронушке да к Сампсону? А ещё к блаженным Митрофану и Николаю на Ваганьковское? Подойдёшь к могилке, сядешь на скамеечку рядом – и такая благодать, будто родной человек тебя обнимает. Ребёнком себя чувствуешь.

И чем дальше, тем чаще я ощущаю себя маленькой девочкой, особенно если в зеркало не смотреть. Но с этим легче всего, я и в молодости-то редко в него смотрела, всё некогда было.

Воспоминания… В молодости слышала: живи так, чтобы в старости было что вспомнить. Не знаю, что имелось в виду, но мне вспоминаются не приключения, а моменты, когда я испытывала самые острые чувства.

Вот, например, мне пять лет. Гуляем группой на площадке в детском саду. К закрытой калитке подходит чья-то мама, к ней подбегает маленькая дочка. Они обнимаются, девочка прижимается к родному человеку. А мне так грудь сдавило! Зависть… Ведь меня никогда не обнимала и не ласкала мама.

Её саму, маленькую, трёхлетнюю, мачеха забрасывала через плетень в огород очередной любовницы её отца. Она тоже не знала материнской ласки. Но это я сейчас понимаю, а тогда обижалась на мать, которая, чуть что, лупила меня шлангом от стиральной машинки.

Как-то раз я у неё спросила, почему она меня, маленькую, била. Знаете, что ответила? «Ты заплачешь, я тебя ударю, и ты замолкаешь».

Очень просто, не правда ли? И ребёнок не плачет, не надо утешать, заниматься, уделять ему время.

А с виду семья у нас была очень благополучная. Отец – моряк, ходил в Японию и Корею, почётный гражданин города Ханоя – за то, что во время Вьетнамской войны возил туда оружие и прочие грузы.

У меня была цель – окончить медицинское училище и уехать в деревню. Тогда, в конце 70-х, можно было на селе получить бесплатно дом, жить там и работать.

Но судьба распорядилась иначе: на втором курсе вышла замуж, и в тот день, когда однокурсницы в актовом зале давали клятву Гиппократа и получали дипломы, я родила первую дочку. Через год – вторую. Не знаю, какой я была матерью, но точно знала, как нельзя воспитывать детей. Не скажу, что была очень ласковой, однако не ударила их ни разу. Отец, конечно, тоже. Когда старшей исполнилось 17 и она здорово набедокурила, у меня вырвалось: «Эх, не драли тебя!» На что великовозрастное дитя усмехнулось: «Поздно уже!»

И дочери у меня выросли замечательные. А теперь есть и трое внуков – два парня и девочка. Жизнь продолжается.

Хочется сказать молодым мамочкам и отцам: любите своих маленьких деток, не жалейте ласковых, добрых слов и нежных объятий. Чтобы они знали, что такое безусловная любовь, и могли, когда вырастут, дарить её окружающему миру. А то приходится учиться всему этому на собственных ошибках.

И вот в 64 года я опять ощущаю себя девочкой. Которой всё равно, что скажут окружающие, и почти ничего не надо, потому есть всё необходимое. Которой просто нравится жить. Возможно, из-за этого сходства Штирлиц и упомянул стариков вместе с детьми.