А меня бог наказал
29.10.2012 00:00
«Никого в жизни я не презирала так сильно, как эту девочку»

А меня бог наказалУважаемая редакция, я ваша постоянная читательница. Хочу рассказать свою историю. Много лет прошло, а она не забывается. По понятным причинам имена героев изменены.

На одном из сайтов интернета был помещён рассказ, где очевидец описал поразившую его картину.

Дети играли в песочнице, рядом на скамейке примостились их мамы. Дети были заняты игрой, мамы – своими разговорами. Вскоре рядом появился мальчик с выраженными признаками врождённой болезни. Всем своим видом он проявлял интерес к окружающей детворе, пытался войти в контакт. Видя, как он разительно отличается от остальных, один ребёнок спросил свою мать: «Он что, больной?» Та не раздумывая ответила: «Да. Он кретин». И тотчас все мамочки, словно встревоженные несушки, схватив своих чад, дистанцировались от больного мальчика.

И вспомнился мне ребёнок-инвалид, когда-то давно проживавший с нами по соседству, и его красивая молодая мама, стремившаяся во что бы то ни стало его вылечить. Диагноз у мальчика был серьёзный – детский церебральный паралич. Медицинский опыт не давал гарантии на полное излечение, но мама мальчика твёрдо верила в его выздоровление. Все дела и помыслы она посвящала больному ребёнку, и это не могло не вызывать сочувствия и понимания.

В то время моей семье часто приходилось кочевать по съёмным квартирам. Мостики для знакомства с соседями прокладывали наши дети. Так я узнала, что у сына появился новый друг, соседский мальчик Миша. Сын сетовал, что того нечасто отпускают гулять, потому что приходится присматривать за больным братом, «который всё время сидит в коляске».

Постепенно с его слов я узнала, что Мишиного брата зовут Даней, ему семь лет и он с радостью реагирует на появление детей во дворе. Как-то сын, прибежав после игр, радостно заявил с порога: «А Даня теперь научился говорить моё имя, он всё время улыбается, когда видит меня!» Убегая на улицу, он всегда выпрашивал какой-нибудь кусочек для Дани, а я мысленно жалела мать этого ребёнка, потому что понимала, что диагноз ДЦП – это почти приговор на всю жизнь.

А потом и мне представился случай познакомиться с их мамой. Мы с ней ровесники, потому и обнаружилось много поводов для постоянного общения. Эта женщина постоянно была занята поиском нового лечения для больного сына, следила за публикациями на эту тему, знала обо всех новых лекарствах. И верила, что Даня обязательно встанет на ноги, все её мысли были заняты им.

Но и другие дети не оставались без внимания – кроме старшего сына Миши у неё была ещё девочка трёх лет, Олеся. Ухаживая за семьёй, эта женщина умудрялась набирать заказы и обшивать в округе всех местных модниц. Об основной профессии пришлось забыть, хотя в её биографии значился институтский диплом. Почти все заработанные деньги она вкладывала в лечение Дани. Материнское сердце верило, что наступит переломный момент и судьба наконец улыбнётся ей. Не было большего счастья, чем увидеть своего сына стоящим на ногах.

Муж её тогда работал в милиции, но началась перестройка, он попал под сокращение. В новой жизни себя не нашёл, отчего стал выпивать. Последствия не заставили себя ждать, вернулись старые, почти забытые болезни. Выяснилось, что он воевал в Афганистане, получил ранения, контузии. К тому же у него обнаружилась жуткая ревность. Если раньше это удерживалось в пределах разумного, то теперь его понесло. Не стало в доме спокойной жизни. О лечебном режиме для ребёнка не было и речи. Отчаявшись, женщина решилась на развод.

– Но ведь он отец твоих детей, к тому же больной, неужели душа не будет мучиться? – спрашивала я.
– А у меня нет выбора. Даня и дети – или он, двух инвалидов я не потяну, сломаюсь. Кто тогда будет выхаживать Даню? – отвечала она.

Как это бывает в ходе женских разговоров, однажды у меня возник вопрос: почему у неё, здоровой женщины, родился больной ребёнок? Она как-то буднично призналась:
– А меня Бог наказал.

И, увидев мой удивлённый взгляд, продолжила:
– Когда старшему сыну, в то время единственному ребёнку, исполнилось два года, он тяжко заболел. И положили нас в больницу. Вернее, положили его одного, но я упросила врачей положить и меня. Разрешили с условием, что буду присматривать и за другими детьми. В то время мамочкам официально разрешалось находиться в больнице вместе с ребёнком, если его возраст не превышал полутора лет.

В палате было четверо детей, в том числе девочка трёх с половиной лет, умственно отсталая. Она не умела говорить, не умела проситься на горшок, в её поведении присутствовали только инстинкты. Когда приносили еду и её запах заполнял всю палату, у девочки были видны проблески каких-то приятных эмоций. Она глазами следила за тарелками, чашками. И звуками, похожими на мычание, выражала радость.

Мне приходилось её кормить, она не умела самостоятельно принимать пищу. Её ненасытность вызывала во мне стойкое отвращение и ненависть. Никого в жизни я так не презирала, как её. Иногда ночью просыпалась от характерного запаха детских испражнений, приходилось её подмывать и переодевать.

В палатном боксе была туалетная комната, и там, запершись, я с ненавистью била её наотмашь по щекам. За то, что не просится! За то, что не терпит! За то, что каждый день кладёт в штаны! А потом с омерзением швыряла в детскую кроватку. От её рёва просыпались другие дети, а я долго не могла успокоиться после очередной вспышки гнева.

Иногда к этой девочке приезжала мать из далёкой провинции. Стояла у окна со стороны улицы и плакала, а девочка, заметив её, бурно выражала свой восторг. На её лице оживали все мышцы, она тянула к маме руки и мычала, подобие улыбки озаряло её лицо. Глаза начинали сверкать, и всем своим видом она выказывала желание воссоединиться с той женщиной за окном. Я удивлялась: «Дура дурой, а мать узнаёт».

И её матери я выражала своё неудовольствие, на что та смиренно отвечала, что дома у неё ещё есть дети, плюс домашняя живность, требующая ежедневного ухода. Оставить всё это ей не на кого и ухаживать за девочкой нет никакой возможности. На прощанье она пыталась всучить мне какие-то домашние припасы и, поминая Бога, сулила всяческие блага. А девочка потом долго сидела в своей кроватке, безучастная ко всему.

Когда нас выписали, я облегчённо вздохнула и почти забыла ту девочку. Раскаяние и стыд меня не тревожили.

Потом родился Даня, и через некоторое время врачи поставили меня в известность о его врождённом заболевании. Первой мыслью было: «За что? Почему?» И только потом, во время бессонных ночей, пришло понимание. Теперь каждую ночь в своих молитвах каюсь и прошу прощения. И каждый раз больная девочка стоит у меня перед глазами.

Долго эта история не давала мне покоя. Было жаль женщину, мучившуюся поздним раскаянием, жаль её больного сына. Но больше всего беспокоила судьба той неизвестной девочки: где она? что с ней? какие люди её окружают? и как она теперь принимает этот недружелюбный мир?

С тех пор прошло 15 лет, я уже давно живу в другом районе города. Два года назад случайно встретила ту женщину. Непростая жизнь оставила печать на всём её облике. Женская привлекательность исчезла, но глаза всё такие же, с огоньком надежды. На мой вопрос о семье она поведала, что дети выросли, старший сын стал юристом, девочка учится на факультете журналистики.
– А Даня?
– Он по-прежнему пока в коляске. Новый американский препарат, эффективно влияющий на спастику мышц, дал хорошие результаты, но он очень дорогой, – посетовала женщина, – на полный курс нужны большие деньги. Семья копит. Скоро повторим схему лечения, надеемся, что тогда уж Даня точно встанет на ноги.

…Иногда вечером по дороге домой попадаем в автомобильные пробки. Устав от ожидания, сын окольными переулками везёт меня через знакомый район. Как-то, полуобернувшись ко мне, весело заметил:
– Что ни говори, а тянет сюда, здесь прошло моё детство.

Знакомая улочка возвращает к далёким событиям. Выглянет из зелени старого карагача чуть постаревший домик моих бывших соседей и напомнит о судьбе больного мальчика Дани. В этот момент обязательно вспомнится нашумевший спектакль московского театра «Современник» «Спешите делать добро». И снова появится сожаление о том, что так его и не посмотрела.

Из письма Раузы Лукмановой,
г. Алма-Ата, Казахстан