– Розалинда, вы ведь у нас не первый раз?
– О, нет, наверное, раз пятый или шестой. Впервые побывала более двадцати лет назад. Тогда мы прилетали с друзьями, чтобы больше узнать о жизни русского поэта Владимира Маяковского. Мне очень нравится его творчество.

– Это не в подражание ему вы побрились наголо?
– (Смеётся.) Я видела фотографии, где он лысый. Но он побрился в последние годы жизни, а я впервые – в восемнадцать лет. Потом много раз экспериментировала с длиной и цветом волос, но остановилась на бритой голове. Это мой способ избавляться от грустных мыслей, начинать жизнь с чистого листа. Так что прямых параллелей тут нет.

А Россия мне очень нравится. Порой кажется, что в прошлой жизни я обитала именно здесь. Люблю всё русское: танец, кухню, литературу. Мой любимый писатель – Фёдор Достоевский. В своё время даже хотела переехать жить в Санкт-Петербург, уже и квартиру там для аренды присмотрела. Но из-за срочной работы в Италии пришлось отказаться от этой идеи. Кончилось тем, что я купила картину с видом города и увезла домой. И ещё бюст Маяковского. Так что в моей квартире в Милане есть кусочек России. Мне очень хочется поработать с российскими кинематографистами. Есть идеи, предложения, но, пока идут переговоры, не буду забегать вперёд.

– Знаю, что вы тоже поёте. Но когда готовился к интервью с вами, почему-то не нашёл ни одной записи вашего дуэта с отцом. Их что, в природе не существует?
– Нет. В своё время дуэты с папой записывала моя сестра Розита, его любимица. (Смеётся.) Если честно, я не хочу, чтобы меня знали только как дочь Адриано Челентано. Когда в восемнадцать лет ушла из дома, то отказалась от какой-либо материальной поддержки со стороны семьи и с тех пор живу на то, что зарабатываю сама. Хочу, чтобы люди меня запомнили как Розалинду. Зачем пользоваться заслугами отца? Хотя от фамилии не отказываюсь. Раньше очень расстраивалась, когда замечала, что людей прежде всего интересовало то, что я его дочь. Теперь уже не раздражает, привыкла. Кроме того, и родители признали моё право на собственный голос в искусстве. Когда в позапрошлом году отец выпускал альбом, он позвонил, чтобы узнать моё мнение. Он знает, что в отличие от многих других я буду объективной. Мне было приятно. (Смеётся.)

– Вы сказали, что ушли из родительского дома в восемнадцать лет. Кому и что вы хотели доказать?
– Моя мать довольно авторитарна, несмотря на всё то хорошее, что она делала для семьи. И это было очень тяжело. Однажды я почувствовала, что нуждаюсь в большем личном пространстве. Мне хотелось заниматься искусством, а родители были против. И я ушла в никуда. Ночевала на вокзале, шесть месяцев жила на улице с бездомными. Побрилась наголо. (Смеётся.) Я всегда была этаким бунтарём. В тот момент чувствовала острую необходимость разобраться в себе: чего же я хочу?

– О чём тогда мечтали?
– Ни о чём. Разве что о том, чтобы скорее умереть. Мне было тяжело и физически, и морально. Я не могла соотнести себя с миром, с людьми, не могла найти своё место в жизни… У меня вообще непростые отношения со смертью, всегда чувствую её присутствие, она где-то неподалёку, и я о ней часто думаю. В тридцать пять лет показалось, что всё важное со мной уже произошло, и я решила умереть – приняла сорок таблеток снотворного. Но врачи приехали вовремя и меня успели откачать. Очень тогда помогли друзья и родители, окружили заботой, вниманием. (Задумалась.) После этого случая я начала по-настоящему ценить жизнь, она мне стала дорога в каждом проявлении. Хочу сказать всем, кто может оказаться в такой же ситуации: жизнь слишком коротка, чтобы её ещё искусственно укорачивать. И не забывайте о людях, которые вас любят.

– Печальный разговор у нас получается… Расскажите, пожалуйста, о своих первых детских воспоминаниях.
– (Задумалась.) Какими же разными они бывают у людей!
Мне четыре года, стою и плачу: мама только что шлёпнула меня по попе. Видимо, за какой-то проступок, но не понимаю за какой. А рука у мамы тяжёлая, бьёт больно. (Смеётся.) Она воспитывала нас с братом и сестрой в строгости. А ещё помню, на территории нашей итальянской виллы был настоящий зоопарк, устроенный папой. У нас жили кролики, поросята, попугаи, собаки, кошки, куры и даже маленький жираф. А мне больше всего нравились лошади, на которых я каталась. Вспоминаю, как на наши дни рождения папа с мамой пекли торты. И верх обязательно украшали забавными кремовыми рисунками.

– Создаётся впечатление, что папа был менее строг, чем мама.
– Ну, папы в нашей жизни было очень мало. Он же вечно занят, думал прежде всего о себе. Нам сильно не хватило его внимания и любви. Но артисты – существа крайне эгоистичные. Как-то в интервью я сказала: «По-моему, им вообще не следует иметь детей». Но это совсем не значит, что я не люблю своих родителей. Просто они были слишком молоды, когда мы родились, увлечены своей карьерой, часто отсутствовали дома, а нам их очень не хватало.

– Судя по тому, что я читал об Адриано Челентано, ваш отец очень эпатажный человек. Взять хотя бы историю, как однажды он репетировал танец для фильма прямо посреди дороги, из-за чего образовалась огромная пробка.
– (Смеётся.) На самом деле, отец – это большой ребёнок. Восемь лет назад у моего брата Джакомо родился сын Самуэле. Так вот, когда меня спрашивают: «Чувствует ли ваш папа себя дедушкой?» – отвечаю: «Скорее я чувствую себя рядом с ним бабушкой». Когда папа играет с внуком, не поймёшь, кто из них младше.

– Ваши родители вместе уже больше полувека. Они познакомились на съёмках фильма «Какой-то странный тип», где играли главные роли. Ваша мама – Клаудиа Мори – была тогда не менее известной, чем ваш папа. Она ведь уже успела сняться в знаменитом фильме Лукино Висконти «Рокко и его братья». Однако после замужества Клаудиа как бы оказалась в тени Адриано. Это он так захотел?
– Нет, это её личный выбор – полностью посвятить себя мужу. Для мамы папа – как сын, ради него она готова на любые жертвы!

– Вам было шесть лет, когда отец снял вас с братом Джакомо и сестрой Розитой в своём фильме «Юппи-ду». Что вы помните о тех съёмках?
– Лучше всего запомнила, какой неожиданно красивой на съёмочной площадке появлялась моя мама. И Шарлотта Рэмплинг, снимавшаяся в фильме, тоже выглядела потрясающе! Я смотрела на них обеих с восхищением. Видимо, я с детства настоящий эстет, для меня красота и внутренняя, и внешняя – самое главное в человеке. Ещё помню, как хулиганила на съёмках. Я ведь была совсем маленькой, и всё казалось игрой! Когда папа командовал: «Мотор!», я тут же кричала: «Стоп!» – и всё останавливалось. (Смеётся.) Я проделывала это снова и снова, пока папа не отвёл меня в сторону и не сказал: «Детка, каждый раз, когда выключается камера, утекают наши денежки», – отец ведь выступал ещё и продюсером фильма. И я перестала так шутить.

– Знаю, в детстве вы учились рисовать и достигли в этом деле больших успехов: у вас были выставки и в Италии, и в Европе, и в России. Почему оставили это занятие и посвятили себя кино?
– Я не отказалась от живописи совсем, пишу картины и сейчас (фотоработы Розалинды были представлены на Международном фотобиеннале 2014 года в Милане. – Авт.). Жизнь дала мне столько возможностей попробовать себя в разном качестве! В своё время я пела и участвовала в музыкальном фестивале в Сан-Ремо. И хотя из коммерческой эстрады ушла, продолжаю заниматься музыкой – делаю аранжировки, пою, записываю диски. В кино тяготею к артхаусу, здесь у режиссёров больше свободы. Последняя работа – фильм Элизабетты Сгарби «Рассказы любви» – была представлена осенью на Римском кинофестивале и недавно вышла в прокат. У меня в картине маленькая, но важная роль, ведь мой персонаж связывает все истории воедино.

– Мировая известность пришла к вам в 2004 году после выхода фильма Мела Гибсона «Страсти Христовы», где вы сыграли Сатану. Как это вы не побоялись взяться за такую роль?
– Да так, не побоялась. Ведь в каждом из нас есть и плохое, и хорошее. Что-то от Бога, что-то от дьявола. Так что это – просто роль, в которой я показала то плохое, что есть в человеке. А вот родители, очень религиозные люди, пытались меня отговорить, они действительно волновались. Но когда папа посмотрел готовый фильм, сказал: «Ты – маленький талант!» Думаю, даже когда мне будет три тысячи лет, я для него всё равно останусь маленькой. (Смеётся.)

– Розалинда, а как вы попали в этот проект?
– Мне рассказывали, что изначально этой роли в сценарии вовсе не было. Но когда Гибсон приехал в Италию, где, собственно, и снимался фильм, он пришёл на студию «Чинечитта» и случайно уронил со стола альбом с фотографиями итальянских артистов, оттуда выпали мои снимки. Мел поднял, посмотрел… Видимо, какое-то впечатление я на него произвела, и специально для меня придумали роль дьявола. (Смеётся.) Мне сбрили брови, я выучила текст на арамейском языке – режиссёр хотел максимально приблизиться к той эпохе. Поэтому артисты, исполнявшие иудеев, говорили как две тысячи лет назад. Знаете, Гибсон – большая величина, и я с благодарностью вспоминаю эти съёмки. Да и то, как работают американцы – чётко, слаженно, очень профессионально, – меня поразило.

– А правда, что вы снимались в фильме абсолютно бесплатно?
– Действительно. Я сама отказалась от гонорара, потому что хотела доказать, как важна для меня эта работа. Но когда съёмки завершились и американцы уехали, я отправила Мелу на память одну из своих картин. А он в ответ прислал письмо, в котором благодарил за подарок и приглашал приехать в Америку поработать. К посланию прилагались записка: «Я понял: ты – ангел, но не падший» – и чек на четыре тысячи евро. Я до сих пор его не обналичила, храню как память. (Смеётся.)

– Если вам понравился американский стиль работы, почему же не поехали в Штаты?
– Долго там жить не смогла бы. Мне кажется, люди там все – притворщики, а для меня это опасно, могу сорваться.

– Одному итальянскому изданию вы сказали: «Я нетипичная актриса». Что это значит?
– Обычно актёры любят хорошо выглядеть, наносить макияж, привлекать внимание к собственной персоне. Им важно всем нравиться. А для меня важно только искусство! Все побочные проявления нашей профессии, не относящиеся к искусству, мне чужды. Я довольно скромный человек, что, согласитесь, нетипично для актрисы.

– Характером вы на кого больше похожи? На отца или на мать?
– На отца. Мы оба – бунтари, самостоятельны в своём выборе, делаем только то, что хотим.

– Однажды вы сказали, что боитесь любовной привязанности к кому-либо. Почему?
– Да, я одиночка. Потому что любовь как отношения между двумя людьми – очень важное и великое событие в жизни, а все масштабные вещи меня пугают.

– Чем сейчас занимаются ваши сестра и брат?
– Розита – ведущая на итальянском телевидении, Джакомо поёт на эстраде и иногда исполняет песни из репертуара отца.

– Полтора года назад в Вероне состоялись два сольных концерта Адриано Челентано, впервые за последние восемнадцать лет. Вы там присутствовали?
– Папа приглашал меня приехать, но я отказалась: не нравится большое скопление людей. И ещё не хотелось, чтобы на меня там показывали пальцем. Я рассудила, что лучше, если всё внимание будет направлено на отца. Смотрела концерт вместе со своей собакой Витой в прямом телеэфире.

– Года три назад наша пресса писала, что вы должны были выступать в Москве вместе с Тото Кутуньо. Однако вы не добрались из-за автомобильной аварии. Что случилось?
– В Москве почему-то все спрашивают об этом концерте. Тото Кутуньо – композитор моего отца, я отношусь к нему с уважением, но мы с ним не такие близкие люди, как может показаться. О нашем совместном концерте могу сказать только одно: не верьте жёлтой прессе, там порой пишут полнейшую ерунду. А вот авария действительно случилась, но годом раньше. Мы ехали с моим другом и в пригороде Милана столкнулись с другой машиной. Было страшно. Слава богу, серьёзно пострадала только рука – мне наложили двадцать швов! Вот, шрамы остались. Чтобы не расстраивать родителей, сообщила им о том, что случилось, только когда вышла из больницы.

– Розалинда, простите, что снова об отце, но когда же он к нам приедет? Ведь уже много лет Адриано Челентано остаётся одним из любимых артистов в России.
– Я думаю, что после тех больших концертов в Вероне ему ещё надо немного отдохнуть. Хотя не очень получается. Уже сейчас он думает, каким ещё шоу удивить своих фанатов. К тому же папа не любит самолёты и для него каждый перелёт – это подвиг. А ещё он по-прежнему чинит часы в своей мастерской – это его хобби с юности. Так что дел хватает. Папа знает, что в России его любят и ждут и, возможно, ещё сюда соберётся. Он ведь такой непредсказуемый человек, может решить всё в один день, и тогда уже никто его не отговорит и не остановит!