– Сергей, почему ваш новый фильм «Пхеньян – Сеул и далее…» был сначала показан именно в Уссурийске?
– В Уссурийске до сих пор располагается штаб Пятой армии. Дело в том, что в 1945 году в Корею входили Пятая и Двадцать пятая советские армии, а Тридцать четвёртый кавалерийский полк Пятой армии даже дошёл до Сеула. Надо сказать, фильм снимался в очень тесной кооперации с российским Восточным военным кругом. В частности, реконструкции военных действий снимались на полигоне морской пехоты Тихоокеанского флота. На первом показе было много профессиональных военных, а также местных дальневосточных корейцев. И я рад, что с их стороны не возникло ни одного замечания, хотя они смотрели фильм с особым пристрастием, что называется, под лупой.

– Как вообще родилась идея снять фильм о разделении Кореи и  о советской военной операции 1945 года?
– Знаете, я много читаю, и фильм – результат чтения. Заняться этим вопросом меня подвигла одна фраза из воспоминаний маршала Кирилла Мерецкова, которые я читал перед сном. На 446-й странице написано: «…и мы вошли в Сеул». До этого я не слышал, чтобы в 1945 году советская армия доходила до нынешней столицы Южной Кореи. И вот захотелось восполнить этот пробел в нашей истории.

– В своё время вы окончили знаменитый МГИМО – институт международных отношений. Почему выбрали профессию журналиста?
– Это довольно известная история. Я учился в девятом классе, и тогда в молодёжной редакции Центрального телевидения существовала программа «Двенадцатый этаж», в которой я участвовал как школьник. Ведущим был небезызвестный Слава Флярковский. И теперь я ему на всю жизнь обязан. Именно он подошёл ко мне после записи и произнёс: «Слушай, а ты куда собираешься поступать?» Я ответил, что на юрфак, поскольку дважды побеждал на олимпиадах в МГИМО по международному праву. «А на журфак не хочешь? – продолжил Слава. – А вот ты подумай!» В результате всё как-то органично соединилось, и я стал журналистом-международником. Наверное, был бы неплохим юристом – до сих пор люблю читать книжки по юриспруденции. Глава Конституционного суда Валерий Зорькин как-то об этом узнал и теперь на полном серьёзе шлёт мне в подарок соответствующие книги. Но самое ужасное, что я их читаю!

– У вас, наверное, большая библиотека?
– В наше время говорить о библиотеке довольно смешно, поскольку часть её – виртуальна. Я с удовольствием пользуюсь электронными версиями. Но и печатных книг у меня тоже много. Помню, как-то из Англии привёз пять коробок с книгами. Таможенники, как всегда, брали сбор по весу, и я взмолился: «Ребята, ну это же не материальные, а духовные ценности! Разве можно их взвешивать?»

– Но вы и сами пишете книги.
– Я издал две книги: «Фидель. Футбол. Фолкленды» и «Забытые союзники во Второй мировой войне». Обе они так или иначе посвящены российско-латиноамериканским отношениям. А ещё мы с моими товарищами активно готовим мероприятие в Гаване, на Кубе: в самый канун семидесятилетия Победы проведём там конференцию историков и общественных деятелей «Советско-латиноамериканское взаимодействие в годы Второй мировой войны». Я собираюсь выступить и как организатор, и как докладчик: моя книга «Забытые союзники» – как раз о том, как в 1942–43 годах советские военные и дипломаты наладили сотрудничество с коллегами с Кубы, из Уругвая, Панамы и даже Гондураса.

– А ещё я слышала, что вы и памятниками занимаетесь?
– Есть такой грех. Вместе с моими друзьями из туристического комплекса «Этномир» в июле 2014 года установили памятник Пушкину в Национальной библиотеке Уругвая в Монтевидео. Сейчас на подходе памятник Юрию Гагарину на Кубе и кубинскому герою Хосе Марти – в Калужской области. Также подбираемся к идее поставить в России бюст уругвайского отца-основателя Хосе Артигаса. Прорабатываем эти планы с моими товарищами в Санкт-Петербурге.

– Вы брали интервью у лидеров самых влиятельных стран мира. Испытывали при этом какие-либо психологические трудности?
– Да, брал кое у кого… Могу сказать, что психологически сложнее со своими. Был у меня случай. Выхожу как-то от президента Финляндии Тарьи Халонен, с которой у нас состоялось, на мой взгляд, вполне дежурное интервью. Она приятный человек, мы очень мило пообщались. «Вот, – думаю, – получится лирический сюжет». А ко мне подходит финский журналист и говорит: «Если бы я только мог задать ей такие же вопросы, что и вы!» Я удивился: мол, что случилось – я вроде бы ничего такого особенного не спросил? «Вы просто не понимаете, – сказал мой финский коллега. – Вы задали самые острые для нашей страны вопросы!»

– Получается, если делаешь интервью с лидером своего государства – ощущения другие?
– Когда идёшь на интервью к президенту или премьер-министру России – больше ответственности, что ли, ведь живёшь с ними в одной стране. С американцами тоже тяжело. Так, после интервью с Джорджем Бушем и Бараком Обамой я вышел пошатываясь. Не то чтобы психологически опустошённым, но… Вообще я долго размышлял над этим вопросом: почему от одних людей я устаю, а от других – нет? И задним числом понял, нашёл одно абсолютное совпадение: трудно общаться с лидерами стран – обладательниц ядерного оружия. Это не просто люди, обладающие огромной властью, у них есть реальная возможность разрушить полпланеты. И они это о себе знают. Примерно в таком же состоянии я выходил и от президента Китая Си Цзиньпина, лидера ещё одной державы с ядерным потенциалом. Непросто было общаться и с британскими премьерами. Но для меня это – часть профессии и постоянная тренировка. Помню, поначалу сильно «потрясывало». А сейчас гораздо проще, что и говорить. Со многими я уже неплохо знаком, встречаемся далеко не первый раз. Но повторюсь: со своими – труднее.

– Сергей, вас называют самым интеллигентным журналистом. Насколько это применимо к данной профессии?
– Говорить о степени моей интеллигентности не слишком корректно – мне кажется, если человек интеллигентен, он должен избегать разговоров на эту тему. Если же говорить о нашей профессии – в ней требуются повышенная настойчивость и пробивные способности, а в анамнезе должно быть хорошее образование. Я очень ценю начитанность, образованность и эрудированность своих коллег. Говорят, меня считают настоящим монстром за то, что устраиваю всем бесконечные экзамены.

– Некоторые журналисты оставляют профессию после того, как побывают на войне, – просто не выдерживают морального груза. Вы много раз работали в горячих точках – и не ушли из профессии. Как вы с этим справляетесь?
– Действительно, я неоднократно бывал в зонах боевых действий, несколько раз летал в Чечню, попадал под миномётные обстрелы. Однажды меня даже поставили к стенке и чуть не расстреляли. Приходилось работать и в менее драматичных для русского человека местах, поскольку это был «не наш» конфликт. Например, в Северной Ирландии, Латинской Америке. Не решусь говорить за всех, скажу за себя: я точно не отношусь к числу людей, кого хлебом не корми – позволь вернуться на войну. Мне такой адреналин не нужен. Просто я считаю это частью профессии. Сейчас, будучи телеведущим, в принципе, вообще могу сидеть в кабинете. Но я езжу. Причём не только в какие-то занятные командировки, но и в зоны военных конфликтов, туда, где стреляют. Недавно, в частности, снова был на Кавказе – на стыке Ингушетии, Чечни и Грузии. Думаю, если хочешь сидеть в уютном кресле – тогда нужно менять профессию. Но я – журналист, и мне необходимо бывать там, где есть новости.

– У вас несколько почётных премий и наград. Для вас важно признание?
– В своё время я очень хотел получить «ТЭФИ». В 1996 году вышел в финальную тройку – тогда в номинации «Лучший журналист» победил Андрей Черкасов. Знаете ли, попав в тройку, уже очень хочется получить главный приз. И когда в 2002 году меня им всё-таки наградили – счастью не было предела! Но потом я получил вторую «ТЭФИ», третью…



– Это стало для вас обыденным делом?
– Нет, конечно. Приятно, когда награждают. Но тщеславие, надеюсь, во мне отсутствует. Хотя, наверное, многие путают его с честолюбием. А я считаю, что вот как раз без честолюбия в нашей профессии работать невозможно. В следующий раз, если наградят, тоже будет приятно. Но сказать, что я живу ради премии, конечно, нельзя.

– А что вас больше всего удивляет в России?
– Больше всего меня удивляют люди, не владеющие английским языком. (Шутливым тоном.) Представляете, в какой удивительной стране я живу! А если серьёзно, наша страна – это самодостаточная цивилизация. Можно бесконечно спорить о критериях славянофилов и западников, и если вас интересует моя позиция в этом вечном вопросе, то я – всё же больше западник. Но чем дольше живу – тем больше этот спор мне кажется искусственным и идиотским. Конечно, Россия относится к европейской цивилизации. Но, безусловно, она всегда будет «другой Европой». У нас с вами потрясающая страна, которую мы, к сожалению, очень плохо знаем и недостаточно ценим. Одной из самых удивительных наших особенностей является то, что люди не вполне понимают, где они вообще живут. Некоторые россияне готовы со знанием дела рассуждать о Соединённых Штатах – и не знать, что такое Осетия или Бурятия. Это меня поражает! У меня есть несколько хороших друзей, которые, не будучи русскими, являются настоящими патриотами России – и не на словах, а на деле. Они находились под огнём, у них есть боевые награды. Это якуты, татары, которых порой обвиняют в сепаратизме, а на самом деле, они – истые россияне. Так вот, мы плохо понимаем многослойность нашей страны. Сколько раз я сталкивался с совершенно идиотскими замечаниями! К примеру, когда происходили очередные горячие события в Осетии, один умник отпустил: «Ну что взять с Осетии? Ещё одна небольшая мусульманская республика!» Осетины как исконные православные христиане валялись в обмороке от этого замечания. А меня подобная некомпетентность очень оскорбила. Вопрос не в противопоставлении христиан и мусульман – ни в коем случае. Вопрос в незнании истории и особенностей народа, который живёт в твоей же собственной стране! И над этой узостью мышления надо работать и работать. Не только мне, а многим поколениям россиян.

– Вы полжизни провели в служебных командировках в самых разных концах света. Вы всё ещё любите путешествовать?
– Путешествия для меня уже точно не хобби! Если взять прошлый год – только в компании «Аэрофлот» я набрал сто сорок пять тысяч миль, а это четыре экватора с гаком. В октябре 2014 года в компании друзей как-то обмолвился, что устал, умотался, и вслух произнёс: «Сколько же ночей-то я дома провёл за месяц? Наверное, пять». На что моя жена Ира, не поворачивая головы, ответила: «Три!» Тогда мы как раз делали фильм о Евгении Примакове, и я просто жил в самолёте. Так что, поверьте, бывает тяжеловато.

– Перерывы делаете хоть иногда?
– В январе 2015 года случилось небывалое: целых три недели я никуда не ездил, отсиживался. Но сразу после этого улетел в Минск на саммит, затем – в Уссурийск, и завтра в ночь снова улетаю. Когда отсутствуешь с воскресенья по четверг – ещё ничего, а вот если прилетаешь рано утром, перед самым эфиром, а надо ещё программу сверстать – хм-м…

– Когда возвращаетесь домой, как предпочитаете отдыхать?
– Прилетев из Уссурийска, я на следующий же день встал на лыжи. Что касается зимы, то, как только у меня появляется возможность, хотя бы час свободного времени утром, – я на лыжне. Причём если взглянуть на мой график, этого часа не должно быть в помине! Но если поставить задачу – время находится.

– Дочку тоже приобщаете к лыжне?
– Иногда ходим с ней вместе. Но Саша пока маленькая, ей тяжело, и это, конечно, совсем другой ритм. Кстати, я не поклонник модных горнолыжных курортов – предпочитаю обычные беговые лыжи. Люблю ходить спокойно и замечать, что творится вокруг. Вон птичка запела, вон мышка пробежала. А недавно встретил лису и куропатку…