Валентин вдруг полюбил выгуливать собаку. Четыре года морщился от такой необходимости, если жена просила об этом, задерживаясь на работе. Четыре года матерился, с отвращением глядя на поводок и радостно виляющего хвостом мучителя. И вот нате – полюбил. «Пойдём, Лир! Да не вертись, дай ошейник застегну».
Поначалу он и сам не понимал, в чём причина, а просто наслаждался прогулкой, нарочито шумно вдыхал прохладный воздух, улыбался сам себе. И внимательно смотрел по сторонам. Он давно заприметил эту девушку, эти стройные ножки под бесформенной курткой в бело-синих пятнышках. Пудель пепельно-серого цвета с комичной стрижкой, которого она выгуливала, был ещё одним ориентиром.
Валентин – джентльмен, а джентльмены просто так не заводят разговоров с незнакомками. Тем более с прекрасными. Впрочем, он ещё не видел её вблизи. Эх, надо было гулять с Лиром почаще и подольше, давно бы познакомился со всеми окрестными собачниками, а главное – научился бы, как они все умеют, спокойно подходить и заводить разговор.
Однажды он прошёл довольно близко от неё, нервно теребя поводок в руке. Она обернулась, смахивая что-то с плеча ладошкой. Да, молодая девушка, года двадцать два – двадцать четыре, не больше. Что ж, ему тридцать один. Но мужчине положено быть старше. Он, Валентин, безусловно, выглядит гораздо интереснее, чем её сопливые сверстники. Только бы удалось с ней разговориться!
Ему не хотелось думать, что девушка в бело-синей мешковатой курточке может быть замужем. Ведь замужние женщины заняты домашними делами и чаще гоняют своих мужей на выгул собаки. Вот как Лена, его собственная жена.

Эх, Лена… Валентин давно осознал, что всё у них как-то разладилось. Нет, ничего такого слишком скверного не было, просто – быт, унылая рутина, скука. Они даже ссорились в последнее время значительно реже, чем раньше. Словно каждый из них как-то незаметно стал жить в своей скорлупе: в интернете, книжке, любимой телепередаче, в мыслях. Каждый сам по себе. А между ними – только шаблонные диалоги («Валик, ты заплатил за телефон?», «Суп на плите, Валик») да бестолково счастливый Лир со своим любвеобильным языком.
Валентина тяготило такое положение вещей, но он не мог ничего придумать. Правда, пару раз неожиданно принёс букет цветов. Оба раза Лена искренне обрадовалась, улыбалась, целовала его, у них даже ночью было. Неплохо так.
Хотя вообще секс у них как-то сам собой давно прекратился. В начале супружеской жизни жена ласкала его с отчаянным удовольствием, балдея от собственной нежности, но потом это исчезло, её ласки стали механическими, и тогда он постепенно перестал приставать к Лене, даже когда очень хотелось. Она никогда не отказывала мужу, но не проявляла ответных чувств, а ему просто противно было банально «утолять половое желание». Не то, всё не то. Обидно до слёз. Она же сама не намекала, не приставала, не проявляла прежней страстной инициативы. А ведь хотелось ему постоянно, и это было ещё обиднее.

Лица девушки в бело-синей куртке он не успел рассмотреть. Помнилось только, что она слегка курносая, с большими тёмными глазами и нежно-жемчужной кожей щёк. И губы… Ночью ему снилось что-то волнующее, томительное, как бывало в юности. Он целовал бархатную бледную щёку, его обнимали тонкие ласковые незнакомые руки. И просыпаясь, он с опаской или почти с презрением смотрел на спящую жену.
Однажды утром в субботу, когда они завтракали с Леной, апатично перекидываясь какими-то брюзгливыми фразами о повышении тарифов на коммунальные услуги, Валик вдруг понял: жене плевать на него! Она вовсе не тяготится тем, что их супружеская жизнь стала пуста, почти стерильна, как раковина после мытья посуды.
Валентин мечтал перейти к активным действиям. Да, он джентльмен, но надо же что-то делать! В тот вечер он не выдержал собственного волнения и перед тем как идти в парк выпил. Сначала пару рюмок водки, которая давно тосковала в серванте, а потом незаметно и полбутылки. Пошёл дождь. Это разозлило Валентина, и вовсе не потому, что пришлось брать зонт и пачкать обувь в мокрой траве. Он боялся, что девушка не придёт. Может, выгуляет собаку где-то рядом с домом. С каким же облегчением он вздохнул, заметив сквозь серую, противную пелену дождя прямо по курсу бело-синие пятнышки! Она медленно брела под зонтиком.
Валентин, нещадно дёргая за поводок Лира и разбрызгивая лужи, настиг девушку быстрым шагом. «Извините!» – выкрикнул он, в страхе, что решительность его куда-то сейчас испарится. К нему обернулось сморщенное старческое лицо с мясистым носом. Он от неожиданности поскользнулся, с трудом сохранил равновесие, всплеснув руками и отдавив лапу Лиру. Пёс жалобно взвизгнул.
Когда Валентин снова поднял лицо, то увидел лишь голубовато-рябую спину под грибком зонта – она удалялась не оборачиваясь. Он был уверен, что лицо старухи ему померещилось. Его слегка развезло от водки и от возбуждения, видно, он напугал девушку. Что же теперь делать?
Лена устроила сцену по поводу выпивки без причины, но быстро выдохлась, тем более что Валик почти не отвечал, а только лениво отмахивался с потерянным и грустным видом.

Случай в парке оставил неприятный осадок, пусть даже и почудилось. Заметив вдали знакомую фигурку с пуделем, он сворачивал в сторону, подальше. Но девушка, с её вздёрнутым носиком, с её когда-то обращённой к нему – так близко! – жемчужной щекой не выходила из головы.
Однажды Валентин, выгуливая Лира в парке, вдруг увидел сквозь хвойную гущу знакомые голубоватые пятнышки – совсем рядом. Пепельный пудель делал свои нехитрые дела чуть в стороне, а девушка ждала, стоя спиной к ели.
Или сейчас, или никогда, решился Валик. Громко кашлянул. И подошёл. Вот она, так близко, что можно коснуться рукой. Валентин даже слегка приподнял правую руку (в левой был поводок). К нему обернулось маленькое личико парнишки лет четырнадцати.
– Прошу прощения, – вымучил из себя Валентин. – Это твоя… ну, ваша собака?
– Да, – ответил мальчик, улыбнувшись. – Когда я к сестре приезжаю, она просит меня погулять с Боней. У неё в это время экзамены. А бабушка сейчас занята, ужин готовит.
Валентин брёл домой, разочарованно думая: «Бред. Ведь это всё бред… Где же моя девушка?»
Через несколько дней погода исправилась, день светился золотом. Сидя на лавочке, Валентин наблюдал издалека, как девушка играет с пуделем. И по спине её, по этой проклятой бело-синей курточке рассыпались каштановые, слегка волнистые волосы.

В тот день он вернулся домой в странном настроении. Они с Леной в последнее время редко ужинали вместе, но сегодня сели за стол одновременно. Отложив вилку, Валик вспомнил о прекрасной незнакомке и задумчиво посмотрел на волосы жены. И вдруг понял, как они красивы. Ёлки-палки, она же причёску изменила!
– Тебе так очень идёт, – проговорил он совершенно искренне, любуясь женой.
Лена опустила руку с чашкой чая, недоверчиво и как-то осторожно улыбнулась. И тут Валика прорвало. Он говорил, говорил, пылко, сбивчиво, наверное, минут сорок. Он вспоминал первые годы их брака, их несбывшиеся мечты о ребёнке. Он каялся в чём-то, рассказывал о том, как истосковался по ней, по её чувствам, по её телу. В глазах у Лены стояли слёзы. Когда Валентин судорожно протянул ей руку через стол, она вцепилась в его ладонь, словно боясь, что он после всего сказанного сбежит.
Какая ночь у них была! Счастье, что на следующий день была суббота, позволявшая выспаться. Но даже и проснувшись, они ещё долго валялись в постели. И повторили подвиг первых лет супружества (оба были по биоритмам «совами») – подвиг под названием «утренний секс».
«Недостаточно любовь найти, – думал Валентин. – Её ещё нужно как-то удержать, что ли… И поводок тут не поможет, правда, Лир?»
Вечером Лена сама вызвалась погулять с собакой. Видела, что мужу неохота.
– Валик, я накину твой плащ, – предупредила она, надевая на пса ошейник. Она и раньше брала этот старенький плащик, когда выводила Лира. В сущности так вышло, что эта вещь стала их общей спецодеждой для выгула собаки.
И вдруг Валентин захохотал. Он просто грохнулся на табурет и хохотал до слёз, обхватив себя руками.
– Ты чего? – улыбнулась Лена.
Но разве мог он ей объяснить?