Добро пожаловать в реальный мир |
01.02.2017 21:39 |
Случилось всё это давным-давно, ещё в конце прошлого века. Мир вокруг маленького Антона был зыбкий и неверный. По вечерам на ярко освещённой сцене красивые мама и папа держались за руки, пели и танцевали, а глаза у них блестели как звёзды. Но оказавшись за кулисами, они злобно шипели друг на друга. – Ты опять не вовремя вышел! У меня лучшая часть монолога пропала! – И что? «Оскар» теперь не дадут? – Алкоголик, бездарь! Режиссёрский сынок! – Истеричка! А под самой крышей театра находился бутафорский цех. Там творили чудеса кудесники – Де и Ба. На пять лет они подарили внуку щенка и огромный шоколадный торт. Антон взвизгнул от радости, прижал к груди собачку и куснул роскошное угощение. Пёсик был пошит из цигейковых шкурок, а торт слеплен из папье-маше. Антон сломал два передних зуба и плакал долго, но не от боли, а от обиды. Вокруг был обман! И в подтверждение этого второй дедушка, сидя в зале, целыми днями стучал в пол массивной палкой и грозно кричал: «Не верю!» А в бухгалтерии царила бабуля. При встрече и молодые, и заслуженные артисты кланялись ей в пояс. А бабуля иначе как «сукины дети» их не называла. Вот так и рос Антон в «зазеркалье». Целыми днями бродил по закоулкам театра, лазил по декорациям, дремал в гримёрке на вечерних спектаклях, дружил с пузатыми «гномами» и не всегда трезвыми «зайцами». И лишь одним глазком с завистью выглядывал в зал, где шумная и веселая детвора жила настоящей жизнью. «Ничего, скоро в школу пойду! Там всё по-другому будет». В первый класс Антона провожали всей дружной театральной семьёй. Мама на курточку обычной школьной формы пришила блестящие пуговицы, а на плечики – маленькие золотые эполеты. Ба смастерила изящный галстук-бабочку со сверкающим камушком в центре. К Антону подскочил рыжий мальчишка. – Ты чё как попугай вырядился? Так никто не одевается! – А судьи кто? – парировал Антон. Всё лето в театре репетировали «Горе от ума», и текст осел у Антона в голове. – Дурак, – обиженно отозвался рыжий. Антону как можно быстрее хотелось подружиться с одноклассниками, носиться на переменах по коридору, кидаться скомканными бумажками, махаться портфелями и дёргать девчонок за косицы. Но контакта, увы, не получалось! Стоило ему только приблизиться к мальчишкам и открыть рот, как все замолкали и смотрели на него как на пришельца с другой планеты. А затем пассивное непонимание плавно переросло в активное неприятие. То есть сначала с Антоном перестали разговаривать, потом начали обидно дразнить, а затем бить. Домой Антон приходил с расквашенным носом и порванной одеждой, но не жаловался. Однако всему есть предел. Как-то раз, когда ватага одноклассников загнала Антона в угол, он не выдержал. Схватил с подоконника горшок с кактусом и опустил его на голову главному рыжему забияке. Горшок раскололся пополам, а рыжий покачнулся и упал. Родителей Антона вызвали к директору. Мама-актриса рыдала и периодически падала в обморок. Бледный папа стоял рядом и слегка покачивался, так как в театре накануне был банкет. Но своевременно и на реплику подавал жене платок. – Послушайте, ситуация очень серьёзная, – пытался вразумить их директор школы. – У Сидорова сотрясение мозга, его родители имеют полное право в суд подать! Мы должны вашего сына из школы исключить и в детскую комнату милиции на учёт поставить. – Мой внук не способен на преднамеренную жестокость! Не верю! – дед-режиссёр колотил палкой в пол так, что оконные стёкла дрожали. – Он только защищался! – исступлённо кричала Ба. – Забирайте вашего ребёнка из школы, – решительно сказал директор. – Мы будущих преступников растить не хотим. Тут уж завопили все хором. Но вдруг бабушка-бухгалтер, мрачно молчавшая до сих пор, рявкнула, да так, что любой прапорщик позавидовал бы: – А ну тихо, не за кулисами! После чего широко и ласково улыбнулась педагогическому составу, блеснув золотыми коронками. – А я думаю, мы договоримся… Ведь так? Этого любезного оскала оказалось вполне достаточно, чтобы директор всем телом вжался в спинку кресла, а Марина Сергеевна на полусогнутых ногах послушно присела на краешек стула. Антон был амнистирован. А родители, следуя совету учителей уделять ребёнку больше внимания, со всем пылом взялись за воспитание Антона. Де и Ба отвечали за историю и обществоведение. Мама взялась учить с Антоном английский, папа водил на спортивную площадку. Воспитание в «зазеркалье» постепенно стало давать свои плоды. Учился Антон хорошо, одноклассники от него отстали, а когда просили, списывать всегда давал. На физре бегал быстро, на турнике подтягивался ловко. Но в душе у Антона по-прежнему была зияющая бездна, на одной стороне – реальная жизнь, которую он наблюдал со стороны, а на другой – родное «зазеркалье». Где все чувства и страдания придуманные. Там плачут понарошку, мужчины носят под одеждой корсеты, а женщины молодые и красивые только по вечерам. Антону оставалось только удивляться, где же полная событий и приключений жизнь, о которой пишут в книгах. Короче говоря, к тринадцати годам он стал циником и совершенно искренне считал себя существом с другой планеты. Врать, лицемерить и лицедействовать ему претило, а подстраиваться под окружающий мир было противно. Театр собирался на гастроли, да не куда-нибудь, а в столицу! Все были озабочены. И куда девать бесхозного Антона, никто не знал. Внезапно выход нашёл папа. – Антоха на месяц в военно-спортивный лагерь поедет. На юг, к морю… Я договорился. В лагере Антону понравилось: деревянные домики прямо на берегу моря, столовая под навесом, умывальники на улице. По утрам зарядка и кросс три километра. Только в одном ему не повезло. Не по годам рослого Антона по ошибке записали в первый отряд, где всем пацанам было по 15–16 лет, а ему – всего 13. Антон уже давно жил по принципу: думаю одно, делаю другое, а говорю третье. Вернее, он вообще старался меньше говорить, всё равно не поймут, а так целее будешь. Перед сном, когда мальчишки оставались одни, начинались задушевные разговоры. Через забор с их лагерем находилась спортивная база юношеской сборной по плаванию. Девчонок там было много и на любой вкус. Парни с пристрастием обсуждали девичьи прелести и свои эротические фантазии. Антона от этих откровений слегка подташнивало, и однажды он не выдержал: – Девушкам полагается цветы дарить! – Чего? – не понял бугай Пудов. – Это где такое фуфло пишут? – В книгах, – резко огрызнулся Антон. – Ты умный, что ли? – обиженно пробасил Пудов. – Так я тебя быстро вылечу. Антон долго не мог уснуть и злился на себя. Ежу понятно – ещё день-два, и он снова будет бит. Нужен побег. Подготовился оперативно и детально. На следующий день отряд под присмотром инструктора вывели в город. И, получив час свободного времени, Антон исхитрился сгонять на вокзал и приобрести билет до дома. Всё рассчитал: поезд уходит вечером, все после ужина до самой ночи будут скакать на дискотеке, а он потихонечку уйдёт. На вокзал Антон явился вовремя, на последние деньги купил родителям шикарный подарок. Потрёпанный мужичонка продавал сливы и груши, очень спешил и по сходной цене уступил Антону фрукты вместе с вёдрами. Антон долго и внимательно изучал привокзальное табло, но поезда №255 там не было. И это очень странно! – У меня билет на 24 июня, поезд 255. Но его нигде нет! Он опаздывает? Сонная тётка из «справки» лениво разомкнула веки и неспешно проговорила: – Мальчик, твой поезд давно ушёл. 24 июня, ноль пятнадцать было вчера. Антон, ничего не соображая, побежал по перрону, страх и ужас гнали его вперёд: он один на ночном вокзале, в чужом городе, за тысячи километров от дома и с двумя вёдрами фруктов. Посадка на поезд Симферополь – Челябинск шла полным ходом, пассажиры штурмовали хвостовой вагон. Проводницы, молоденькие девчонки в зелёных стройотрядовских куртках, едва справлялись с натиском толпы. – Проходите быстрее! Билеты потом покажете! До отправления три минуты! Антон протиснулся в самую гущу людских тел, его зажали со всех сторон, приподняли и занесли в вагон. Там он плюхнулся на полку и тяжело выдохнул. А что дальше? Поезд тронется, проводники начнут проверять билеты, его изловят как «зайца» и высадят в ночь на первом же полустанке, где он и найдёт свою неминуемую погибель. Надо смешаться с толпой! Антон задвинул вёдра под нижнее сиденье, снял очки и яркую курточку, запихал всё в рюкзак и закинул наверх. Краем глаза заметил: его место номер 13, и вагон тоже 13, подумал: «Повезло!» Поезд дёрнулся и медленно пополз по перрону, Антон встал и пошёл вместе с ним. Проходил вагон за вагоном. Внимания на него никто не обращал, проводницы проверяли билеты и трясли мешками с бельём. После каждого вагона он останавливался и долго стоял в тамбуре, надо было тянуть время и отъехать хотя бы чуть-чуть подальше. Дошёл до самого первого вагона и повернул обратно. Вся эта «прогулка» заняла полтора часа. Но возвращаться Антон не спешил, там его сразу вычислят, бельё-то постельное ему не на что купить. Нашёл почти пустой вагон, осторожно примостился у окна, опустил голову на стол и закрыл глаза. Подумал: а куда он, собственно, так рвётся? Домой? Его никто не ждёт, он никому не нужен. Глупая детская мечта сбылась, он оказался в самой настоящей реальности, а совсем скоро его поймают и как безбилетника выкинут на улицу. – Мальчик, ты почему здесь? Плачешь, что ли? – молоденькая проводница пристально уставилась на Антона. Он поднял взлохмаченную голову и потёр кулаком отчего-то влажные глаза. Что ответить? Он уже было открыл рот, чтобы сдаться, но какой-то незримый суфлёр стал подавать Антону нужный текст и правильную интонацию. – Мы в соседнем вагоне едем. Я с родителями поссорился, можно я здесь немножко посижу? – надтреснутым голосом произнёс он и выразительно шмыгнул носом. Девчонка вздохнула и с пониманием кивнула. – Посиди. Только не плачь. Она ушла, а Антон обалдело уставился в окно. Что это было? Он заболел, у него началось раздвоение личности или гены родителей-лицедеев дали себя знать? За этими размышлениями Антон скоротал ночь. Уже под самое утро, когда стало совсем светло, пришла проводница и ласково сказала: – Давай иди к себе, а то твои, наверное, волнуются. И Антон поплёлся «к себе». Неуверенно присел на полочку. На столе валялся какой-то журнал, Антон схватился за него как за спасение. Развернул и почти спрятался под ним, делая вид, что увлечённо читает. – Я смотрю, молодой человек, вы интересуетесь? – послышался мужской голос. – Чем? – Антон приподнял нос и осторожно выглянул из-за страниц. – Ну, этим, – мужчина кивком головы указал на обложку. На титульной странице красовалась цветная фотография, стоящий на горе человек распростёр руки навстречу небесам, а внизу была крупная надпись: «Во славу Господа нашего, Спасителя!» – Ну, как бы… – неуверенно начал Антон. Поезд тем временем остановился, и в вагон стали входить новые пассажиры. Две дородные тётки целенаправленно двигались к тому месту, где обосновался Антон. – Да! Очень интересуюсь! – почти крикнул Антон. – Замечательно, – обрадовался мужчина. – Вы поближе присаживайтесь, так нам удобнее разговаривать будет. Ровно за секунду до того, как вновь прибывшие брякнули свои вещи на полку №13, Антон перелетел в купе любезного соседа. Семья оказалась приличная, оно и понятно – баптисты. Тихон Иванович представил жену свою, Евдокию Мироновну, детишек – пятилетнюю Софью и семилетнего Игната. – А я специально журнальчик наш положил, думал, если кто возьмёт, значит, на то воля Божья, – вещал Тихон Иванович. – Жизнь мирская трудна, люди жестоки и несправедливы, спасение только в истинной вере. Вот вы, Антон, что об этом думаете? Наверное, в школе одноклассники обижают и родители не всегда понимают. Ведь так? «Прицельно бьёт, прямо в десятку», – подумал про себя Антон. Евдокия Мироновна тем временем стала доставать из плетёной корзинки снедь и накрывать стол к завтраку. И всё это стало так благоухать, что в животе у Антона громко заурчало, а рот наполнился вязкой слюной. Ел он последний раз вчера вечером. – Антон, что же вы молчите? Расскажите немного о себе, – настаивал Тихон Иванович. Видимо, от голода и соблазнительных запахов у Антона в голове опять произошёл волшебный щелчок уже знакомого ему «ночного суфлёра». – А что рассказывать… Я, видите ли, практически сирота, – размеренно начал он. – Нет, родители живы и, слава богу, здоровы. Но очень собой заняты, не до меня им. По большому счёту он даже не соврал, ведь так оно и было. Только преподнёс всё в определённом ракурсе. – Бедненький, – всплеснула руками Евдокия Мироновна. – Ты ешь, деточка, что бог послал! Вон худенький какой! Перед трапезой всё семейство чинно помолилось, возблагодарило Бога за пищу и выспросило благословение на неё. Потом Тихон Иванович завёл с Антоном основательную беседу о вере и о том, что не сегодня-завтра конец света грянет, только праведники и спасутся. Потом вкусно обедали, Библию читали, псалмы пели. Девчонки проводницы, одна светленькая, другая тёмненькая, пробегая по своим делам, боязливо шарахались в сторону, словно «опиум для народа», как воздушно-капельная инфекция, по воздуху передавался. – Вижу, Антоша, близок ты к настоящей вере, – сказал Тихон Иванович. – В Челябинске община наша есть. Ты, как домой доберёшься, сразу туда поезжай, как родного примут. К ночи семейство должно было сойти, и Тихон Иванович сунул в кулак Антону 10 рублей. – Да что вы, не надо, – стал отнекиваться Антон. – Брат ты мой во Христе, я уже так считаю. Помогать мы друг другу должны! А то спишь на голой полке без белья, не дело это. Ну, с богом, скоро увидимся! И опять была ночь, Антон ворочался на голой полке и не спал, всё думал. «Сектантская» десятка жгла грудь даже через карман рубашки, но сходить за бельём он так и не решился, боялся спалиться. Задремал лишь под утро, но почти сразу же его разбудили звонкие девичьи голоса. Четыре туристки распихивали рюкзаки по полкам и хохотали. Потом принялись потрошить сумки с продуктами, запахло жареной курицей и свежими огурцами. Антон свернулся калачиком и крепко прижал кулаки к животу. Кто бы мог подумать, что он так прожорлив! Растрёпанный и голодный Антон неуклюже сполз с полки, желудок болел, шея затекла, спина ныла. Туристки дружно жевали и в его сторону даже не посмотрели. В туалете Антон умылся, причесался, почистил зубы и принялся внимательно разглядывать себя в зеркале. Вернулся в вагон, открыл книгу и углубился в чтение. Девчонки грызли курицу. – У меня в сумке ещё вторая есть, надо и её прикончить. – Хорошо в поход сходили, только я все локти и коленки сбила. – А у меня нос обгорел! Красный стал, как у пьяницы! – Нос надо намазать простоквашей с лимонным соком, – не отрывая взгляда от книги, сказал Антон. Туристки замолчали и перестали чавкать. – А колени и локти можно обработать бодягой. Это такой порошок, в аптеках продаётся. Развести водой, но лучше подсолнечным маслом. Такую маску можно и на лицо нанести, кожа моментально восстанавливается, – продолжил Антон. – А ты откуда знаешь? – удивлённо спросила девчонка с кудряшками. Ещё бы он не знал! Вырос в гримёрке, стоя за спиной у мамы-актрисы. Которая битву за ускользающую молодость вела круглосуточно. – А ещё можно мяту с ромашкой заварить, раствор настоять, разлить в формочки, заморозить и по утрам кусочками льда лицо протирать. Морщины лет до ста не появятся, – решил окончательно добить собеседниц Антон. – Стоп, – сказала кудрявая. – Иди сюда, садись, бери бутерброд и рассказывай, а я записывать буду! Обстановка в купе изменилась. Раньше, когда тут ехали сектанты, давали что-то из Островского, но теперь назревала лёгкая французская комедия. Он переместился к барышням и начал галантную беседу. Беззастенчиво сдал соседкам все мамины секреты красоты. При этом не забывал отщипывать увесистые кусочки от курицы и невзначай отпускать комплименты. Во всяком случае, папа, когда был трезв и в хорошем настроении, всегда так делал! – Красота спасёт мир! А вы, девочки, и есть красота мира, – с пафосом подытожил Антон. – Эй, ты кто, волшебник, что ли? – воскликнула кудрявая Алеся. – Пока только учусь, – пошутил Антон и почти целиком заглотил куриную ножку. – А где? – В институте. – Да не ври! – сказала Алеся. – Это мы в институт поступили, а ты ещё школьник. Девятый класс! Антон пристыженно улыбнулся и закивал, на самом деле он окончил седьмой. За непринуждённой беседой время пробежало быстро. Девчонки стали собирать свои пожитки и готовиться на выход. Чтобы не мешать, Антон вышел в тамбур. А вслед за ним выскочила Алеся. – Смотри, что это у меня такое, знаешь? – она протянула ему развёрнутую ладошку. – При девчонках не хотела спрашивать. Антон осторожно взял её за руку. – Да ничего особенного, цыпки. Найди, где чистотел растёт, и соком прижги. Будет больно, но потом всё подсохнет. У меня тоже такое было! – Классный ты, – сказала Алеся. – Жаль, что маленький ещё… – Так я вырасту, – пообещал Антон. Они стояли очень близко, нос к носу, Антон был даже чуть-чуть выше. В глазах у Алеси запрыгали весёлые чертенята, она привстала на цыпочки и чмокнула Антона прямо в губы. – Ну, так расти скорей! – рассмеялась и быстро выскочила за дверь. А ошарашенный Антон остался стоять в тамбуре. Сладковатый, пряный аромат витал вокруг него и игриво щекотал ноздри. Антон понял – это вёдра с фруктами, о которых он совершенно забыл. После ревизии оказалось, что груши ещё поживут, а вот сливы уже «пошли» и стали портиться. На следующей станции никто не вошёл, Антон даже слегка расстроился. Новое состояние начинало ему нравиться, душа требовала общения и приключений. Он выглянул в окно, местное население с вёдрами и корзинами выстроилось вдоль поезда, шла бойкая торговля. В голове у Антона созрел смелый план, он снял очки и обувь, растрепал волосы, стянул узлом на животе рубашку, схватил ведро со сливами, выскочил на перрон. – Слива, слива! Зрелая слива! – принялся голосить Антон. – Мальчик, почём? – окликнула его нарядная женщина. – Пять рублей. – А почему так дёшево? – подозрительно прищурилась покупательница. – Папке на водку, похмелиться ему срочно надо, – бесстыдно сымпровизировал Антон. Мадам отшатнулась от него, как от прокажённого, но быстро взяла себя в руки, деловито открыла кошелёк и протянула десятку. – Возьми, только всё отцу не отдавай! Ботинки себе купи! «Поезд отправляется! Проходите в вагоны!» – начали покрикивать проводницы. Антон меньше чем за минуту добежал до своего 13-го вагона и птицей взлетел по ступенькам. В купе проводников, склонившись над коробкой с деньгами, всхлипывала светленькая девушка. Услышала шорох и повернулась. – Что тебе? – Ничего. Сосчитать, что ли, не можешь? – догадался Антон. – Давай я. – А ты умеешь? Бабуля им бы гордилась! Дебет с кредитом сошёлся. Деньги за постельное бельё, сахар, чай и кофе были чётко запротоколированы и разложены по местам. В купе заглянула тёмненькая. – Получилось или нет? – Я на врача учусь, а не на счетовода, – обиженно надула губки светленькая. – Хорошо, вот мальчик помог… «Студентки медицинского института», – сообразил Антон. Он уже было собрался уйти, но в свете последних событий ощущение наглой смелости просто распирало и настойчиво требовало выхода. – Мне, нерушимо выполняющему врачебную клятву, – негромко начал декламировать Антон, – да будет дано счастье в жизни и в искусстве, и славе у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому! Последнюю фразу он произнёс громко и с пафосом, прижав ладонь к сердцу. – Это же клятва Гиппократа! – Ты откуда её знаешь? Антон и сам не помнил, откуда этот текст у него в голове. Но ответил совершенно другое: – У меня вся семья медики. А дед вообще профессор! Зачем он это ляпнул, и сам не понял, но остановиться уже не мог. – Сразу после института поехал работать врачом в сельскую больницу. Единственную на сотни километров! А какие истории он рассказывал, вот однажды… И Антон практически дословно изложил «Полотенце с петухом» Булгакова, потом пошёл «Морфий». Антон понимал, что ведёт себя глупо, как зарвавшийся Хлестаков. Но остановиться уже не мог. Светленькая слушала очень внимательно и часто вздыхала: – И нас после распределения могут в такую глушь послать. Ужас! Надо замуж срочно выходить. Тёмненькая тоже внимала, но в её глазах Антон заметил сомнение. Всё-таки сказочник он был ещё неопытный. – Слушай, а на каком месте ты у нас едешь? – спросила вдруг тёмненькая. – Я тебя то с церковниками, то с туристами вижу. Антон споткнулся, поперхнулся и заткнулся. Еле слышно прошептал: – На тринадцатом. Девушка распахнула кожаную книжечку с билетами и удивлённо взметнула вверх брови. – На тринадцатом никого нет. – Заяц! – воскликнула светленькая. – Уже вторые сутки едет! В купе повисла пауза. Тёмненькая резко захлопнула папку с билетами. – Запомни, медицина – профессия клановая. Своих не сдаём! – Правильно, – поддержала её светленькая. – А проверка пойдёт, мы тебя спрячем. Антон стоял в тамбуре и глазел в тёмное окно, мимо проносились столбы, огоньки и неизвестные населённые пункты. Ехать осталось совсем немного, даже жаль, что приключение заканчивается. – Куришь, боец? – раздался за спиной мужской голос. Антон резко обернулся. Перед ним стоял высокий блондинистый парень в военной форме: в зубах зажата сигаретка, на рукаве зелёной куртки и на погонах большие жёлтые буквы «К». По недавно приобретённому опыту Антон знал: ответить на поставленный вопрос надо предельно ясно, чтоб собеседник сразу уловил главное: мы с тобой одной крови, брат! – Никак нет, товарищ командир! Но спички имеются! – отрапортовал Антон. Парень удовлетворённо хмыкнул: во-первых, ответили по форме, а во-вторых, приятно, когда командиром величают. Антон метнулся в вагон, в его купе расположилось ещё двое парней в такой же тёмно-зелёной форме, шелестели пакетами, а третий взгромоздился на верхнюю полку. Антон схватил коробок спичек и вернулся в тамбур. – Куда следуешь, боец? – новый знакомый с наслаждением затянулся и выпустил длинную струйку дыма. – Домой. Проходил тренировку в военно-спортивном лагере, – Антон старался строить фразы покороче и говорить отрывисто. Ему казалось, что так будет стратегически верно. В вагон они вернулись вместе. – Давай к нам двигай, попробуй солдатский паёк, – пригласили Антона. Светленькая проводница чай принесла. – Вы нашего мальчика не обижайте, – уходя, она кокетливо убрала прядку волос за ушко. Молодые военные приосанились, застегнули воротнички и поправили галстуки. – Ты её знаешь? – спросили Антона. – Знаю, – с достоинством и важно отозвался он. – Инна на врача учится. А есть ещё Инга, очень серьёзная девушка. – Так познакомь! Антон замолчал. На репетициях дед любил повторять: «Чем больше актёр, тем больше пауза». И сейчас был решающий, переломный момент для его репутации. Курсанты нетерпеливо ёрзали на полке, пауза, по их мнению, затягивалась. Но Антон отвечать не спешил. – А ты это… по жизни-то кем быть собираешься? – нерешительно прокашлялся блондин, которого Антон угостил спичками. – Офицером, – с чувством, но без соплей произнёс Антон. – Есть такая профессия – Родину защищать. С верхней полки с шумом спрыгнул четвёртый парень, молчавший всю дорогу, решительно накинул на плечи китель и сказал: – Правильный пацан, хоть и очкарик. Веди нас с девчонками знакомиться! В Челябинске парни и девушки горячо прощались, обменивались адресами и телефонами. Антону даже показалось, что явно намечается создание нескольких военно-медицинских семей. Вместе с курсантами он направился в кассовый зал, им надо было отметить командировки, а ему – купить билет на поезд до родного городка. Благодарные курсанты подвели его к окошечку, где было написано «Только для военнослужащих», без очереди и на свои средства купили билет до дома. В поезде, как законопослушный гражданин, Антон предъявил билет и оплатил комплект белья, совершенно мокрого. Присел на полку и задумался. Сколько он перетерпел за последние три дня… Наверное, уж с этим-то можно смириться. Или всё-таки необходимо поставить победную точку в своей личной, никому не ведомой войне? Он решительно направился в купе проводников. Две матёрые проводницы дружно лущили семечки. – Бельё совсем мокрое. Можно поменять? – вежливо сказал Антон. – Ща, – ответила одна. – Разбежались, – поддержала коллегу вторая. – Тётеньки, – вкрадчиво продолжил Антон. – Я в хоре мальчиков пою, я солист. Нам скоро в Москву ехать, перед Ельциным в Кремлёвском дворце выступать. А если простужусь и охрипну, то весь Урал опозорю! У меня уже верхнее «до» западает! Вот послушайте… Окончательно обнаглевший Антон подбоченился, выставил левую ножку вперёд и громко запел: Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко, Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь… Тётки замерли с открытыми ртами, к губам у них прилипли шкурки от семечек. – Так я это, могу комплект из резерва достать, и одеяло второе дам, – с готовностью истинной патриотки отозвалась первая. – Урал позорить нельзя! – Ты только там, в Москве, как увидишь Ельцина, так и скажи ему: «Борис Николаевич, Урал за вас!» – с трепетным придыханием добавила вторая. Антон с наслаждением вытянулся на нижней полке, простыни были девственно чистыми и хрустящими, а пушистое одеяльце ласкало и грело. Он чувствовал, что за эти три дня стал совсем другим. Плохим или хорошим? Наглым вруном, хитрым и продуманным лицемером? Он и сам ещё до конца не понял. Наверное, просто детство закончилось, и он стал взрослым. Теперь начнётся совсем другая жизнь. Но Антон понимал, что некое золотое сечение он уже нащупал. На самом деле всё просто! Люди хотят слышать только то, что им нравится, и чтобы говорили с ними на понятном языке. Мир велик, наречий много, и придётся их изучить. Да, иногда манипулировать людьми и событиями, но ведь самое главное – прийти к поставленной цели. И добиться именно того, что нужно тебе! Дома за побег из лагеря родители ему крепко всыпали. Но варенье из южных груш получилось отменным. Ольга ТОРОЩИНА Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru Опубликовано в №03, январь 2017 года |