Личный домашний раб
04.02.2012 00:00
Вы имеете право поднять восстание Спартака

Личный домашний рабЗдравствуйте, «Моя Семья»! Почти в каждом номере женщины жалуются на недостойных матерей: те их всю жизнь третируют и унижают – даже взрослых. И почти никто не решается дать отпор. Мужчины об этом не пишут, хотя такие матери наверняка есть и у них. Я хочу рассказать одну историю. Может, она послужит читателям уроком.

Осенью в «Моей Семье» была заметка «Интересно, как ты будешь это делать?». Автор предостерёг тех, кто воспитывает детей ремнём: если вы приучаете их понимать только такой язык, то что будете делать, когда они подрастут? Хочу обратиться с аналогичным предостережением к тем, кто воспитывает детей только криком. Дети ведь не всегда будут маленькими. Они подрастут и перестанут бояться.

К сожалению, бывают такие матери, которые относятся к детям, как к какому-то механизму. Сыт, обут, одет – ну и что ему, ироду, ещё надо? Ни воспитания, ни человеческого общения, ни участия в его детских проблемах. Особенно, если ребёнок нежеланный. Чуть что – крик и нелестные эпитеты. А через десять лет начинаются жалобы – я в него всю душу вложила, а он…

У одного моего знакомого была как раз такая мамаша. Обожала поэзию в стиле Винни-Пуха – кричалки, вопилки, ворчалки, зуделки. На работе на неё точно так же орало начальство, и она покорно всё терпела. А придя домой, тут же начинала отыгрываться на сыне, вопила по любому поводу. Не упускала ни одного случая, чтобы не затеять ор.

Всё воспитание в этой семье сводилось к вдалбливанию принципов непротивления злу. Сын рос болезненным ребёнком, в школе и в других местах на него постоянно «наезжали». Советы матери всегда были одинаковы: «А ты не обращай внимания». (Как это – не обращать внимания на оскорбление действием?) «А ты отойди в сторону». (Можно подумать, обидчики на цепи сидят!) «А ты переводи всё в шутку». (То есть тебя бьют, а ты делай вид, что тебе смешно.) «А ты уходи от конфликта». (Куда? Из школы-то никуда не уйдёшь.) Когда мальчик это слышал, он просто холодел: неужели мать тоже над ним издевается?

Вот и скажите, велика ли разница между родителями, которые бьют детей, и теми, которые умышленно воспитывают сына так, что его постоянно бьют другие?

Пару лет назад я уже писал в вашу газету о том, что родители, воспитывая детей таким образом, просто совершают преступление. «Культурный человек всегда использует слова, а не кулаки!» Родители, вы сами пробовали культурно договориться со шпаной? Или действительно не знаете, что люди определённого сорта саму попытку культурно договориться воспринимают как слабость и приглашение к дальнейшим издевательствам.

А когда такие домашние мальчики попадают в армию, их там просто убивают или доводят до самоубийства. И они вешаются и режут себе вены вместо того, чтобы сразу же врезать обидчику по зубам. Потому что способность к физическому отпору выдавливалась из них с детства.

Но вернёмся к моему знакомому.
Таким «воспитанием» мать преследовала две цели. Первое – сделать сына максимально безответным, чтобы удобнее было тюкать его самой. Второе – лишний раз не ходить в школу, не разбираться по поводу мальчишеских драк. Всё это он понял очень рано, а в последнем мать потом призналась сама. Якобы он в детском саду кого-то сильно стукнул, матери не понравился резкий разговор с воспитательницей, вот она и решила: пусть лучше его все бьют, чем он. Переживёт!

И речь тут идёт не об огрехах так называемого женского воспитания. Любая нормальная женщина постарается вырастить сына прежде всего мужчиной. Она же понимает, что иначе он будет как минимум несчастен в личной жизни. Какой девушке понравится затюканный парень, которого ей самой на улице придётся защищать от хулиганов? Тут имеет место другое – целенаправленное воспитание личного домашнего раба.

К счастью, в подростковом возрасте парень понял, кого хочет вырастить из него мать. Стал давать обидчикам сдачи, хотя часто бывал бит (никак не удавалось накачать мускулы). А с семнадцати лет на материнские крики и оскорбления отвечал тем же. И в семье началась война!
Мать страшно негодовала, в доме постоянно cлышался её крик: «Не смей мне отвечать!» Оцените фразу. Не смей бунтовать, раб. А сын смел. И война разгоралась день ото дня. Мать была в бешенстве, что попираются «права её дворянские, веками освящённые», пыталась давать сыну пощёчины. Но это было уже смешно. Парень подставлял руку, она на неё натыкалась и, тряся ушибленной кистью, вопила: «Не смей со мной драться!» То есть не смей защищаться, когда барыня бить изволит.

Наверно, во многих семьях бывает такой период. Авторитарные родители не хотят выпускать вожжи: власть – штука приятная, даже над одним человеком. Но в данном случае война растянулась на целых 12 лет! Мать никак не могла смириться с тем, что сын вырос из статуса покорной собачонки, объекта для срыва дурного настроения. Часто орала ему: «Ты что, думаешь, ты герой, когда мне отвечаешь?» (А она, спрашивается, кто, когда сына унижает? Мать-героиня?) Или: «Сволочь, пользуешься тем, что отца нет, по морде тебе дать некому!» На что он всегда отвечал, что, во-первых, такого отца он бы сам в пятнадцать лет окоротил молотком, как Павел в повести Горького «Мать». И во-вторых, что такой отец бил бы прежде всего её.

Так и жили. Сын быстро понял, что рявкать в ответ бесполезно – мать с удовольствием использовала повод, чтобы всласть накричаться. Такой энергетический вампиризм. Пробовал другие методы.

Из своей скудной стипендии, а потом столь же мизерной зарплаты он давал ей деньги на квартплату. Пробовал удерживать по десятке (тогда она равнялась теперешней сотне) за каждый крик. Но само это условие вызывало вспышку ярости: «Сволочь, какие-то десятки выдумал, да я тебя самого оштрафую!» Хотя такой возможности у неё не было – сын давно уже готовил-стирал-убирал для себя сам.

Как-то весной отказался мыть окно в её комнате – тогда это входило в его обязанности. Заявил: вымою, только если целую неделю в доме будет тихо. В ответ мать, сама того не зная, процитировала «Капитана Блада»: «Да как ты смеешь ставить мне условия?» (Эту фразу там выкрикивает плантатор своему рабу.) Разумеется, окна остались немытыми.

Уехать сын никуда не мог. Не было возможности устроиться на хорошую работу, а там, где работал, платили копейки – едва хватало на жизнь. Какая там собственная квартира, не было речи даже о съёмной. По той же причине ему отказывали девушки, намекая, что путь на диван ведёт через ресторан. А монашеская жизнь дурно сказывалась на здоровье.

Однажды, когда ему было уже 27 лет, сын после очередного скандала две ночи подряд не смог уснуть – давило сердце. Парень испугался – он был наслышан, что инфаркт «помолодел». Попробовал ещё раз поговорить с матерью, по-человечески попросить её не орать в доме и не говорить ему гадости. Но в ответ услышал: «Если сердце болит, таблетки принимай, а я здесь буду говорить всё, что хочу!» И это притом что сама чуть что орала: «Не смей меня волновать, у меня сердце больное!» (Позже, когда парень рассказал об этом одному врачу, тот спросил, уверен ли он, что она вообще ему родная мать? Но в этом-то он как раз был уверен.)

Тогда-то сын и понял, что если он не хочет умереть в тридцать лет от инфаркта, нужно принимать более решительные меры, чем словесное воздействие. Сразу решил, что на рукоприкладство она его не спровоцирует, как бы ни старалась. И выбрал полумеру. Набирал стакан холодной воды и плескал в неё, как только повышала голос.

Можно себе представить, какую ярость это сперва вызывало! Мать почти теряла человеческий облик: кидалась на него с воем, хватала за грудки, пыталась бить руками, ногами и разными предметами. Орала: «Я милицию вызову!» (Интересно, как отреагирует милиция на подобный вызов?) Называла его фашистом и садистом. На что сын всегда отвечал, мол, сразу видно, что не была ты в оккупации и не видела вблизи реального фашиста, иначе бы такими словами не бросалась.

Заметьте, она ни разу не следовала собственным любимым советам – не обращать внимания, перевести в шутку и так далее. А уж облить его в ответ ей и в голову не приходило. Для этого нужно иметь хоть каплю чувства юмора – и вообще быть женщиной. То есть иметь в основе характера женственность – мягкость и обаяние, в придачу к уму. Именно эти качества и отличают Женщину от Тётки.

Так прошло ещё полтора года. Только в сыновние 28 (когда самой уже шло к семидесяти) мать, наконец, поняла, что империю не возродить, и прекратила повышать голос. В доме установилась тишина. Последние десять лет они живут относительно мирно, как соседи по коммуналке. Правда, первые несколько лет она по привычке иногда ещё пыталась потявкать – и приходилось напоминать о водичке. В точности как в пьесе Горького «На дне»: «Барство-то как оспа. И выздоровеет человек, а знаки-то остаются».
Но сердце сыну всё-таки пришлось лечить.

Сейчас, как и многие мамаши такого сорта, эта женщина всячески отрицает свои былые подвиги, твердит: мол, никогда я на тебя не кричала, может, только пару раз, когда ты меня довёл. И, похоже, сама в это верит.

Однажды она в шутку спросила сына: почему медведица может отшлёпать медвежонка и никто не считает это жестокостью? Он ответил: потому что это единственное, на что она способна. Медведица не может объяснить медвежонку, почему некоторые вещи делать нельзя, не может не пустить его на прогулку, не дать денег на кино и мороженое, не купить сладкого или очередную игрушку, оставить на какое-то время без телевизора или компьютера. Не может даже просто сказать: ты поступил плохо, я с тобой сегодня не разговариваю. Единственный доступный ей способ – это рявкнуть и цапнуть. Но мы-то люди!

Ещё раз обращаюсь к родителям, воспитывающим детей с помощью крика, ремня или подзатыльника. Дети имеют тенденцию расти! Когда ребёнок догонит вас в росте и просто перестанет бояться физически – что вы будете делать?

А подросшим детям, которых продолжают третировать родители, хочу сказать: не стесняйтесь давать отпор! Не работайте громоотводами! Всё имеет разумные границы. Если к вам относятся как к своей собственности, то вы имеете полное право поднять восстание Спартака. Уважение к старшим – одно дело, а хамство можно и нужно пресекать, от кого бы оно ни исходило.

Из письма Максима,
Москва