Благодаря школе (не потому, что она такая плохая, нет, школа у нас хорошая, нормальная, обычная школа), так вот, благодаря ей, матушке, мы как-то забыли, какой хороший у нас ребёнок. С нами случилось то, о чём всегда предупреждают опытные педагоги-психологи. Поскольку с точки зрения школы он непослушный, мы тоже стали думать, что он непослушный (а это далеко не так), поскольку с точки зрения школьных требований он слабенький, мы тоже стали видеть его тупицей и позором семьи. Наделаешься с ним уроков, набьёшся головой о стену, наорёшься, уложишь его, измученного, всё ещё тихонько рыча, а спустя пять минут слышишь из-за двери спальни голос – не то мычание, не то какие-то стоны. И уже готов нестись с воплем «Команда была спать, тебе завтра вставать в семь утра», но вдруг тормозишь перед самой дверью… А это Глаша к нему пробралась (ей-то не вставать, и днём надрыхлась), уселась на одеяле, а он потихонечку поёт ей колыбельную. Сочиняет сам что-то на ходу про глазки, сладкие сны, и голос такой нежный-нежный… А она внимательно слушает и раскачивается. И понимаешь, что если бы у тебя получалось плакать, то сейчас самое время. Вчера перед сном, после торопливого, наспех, чтения (некогда, уроки сожрали вечер), он вдруг спросил: «Папа, а какие у меня есть хорошие качества?» Я стал торопливо говорить, говорить, и хотел бы говорить ему об этом всю ночь, и гладить по плечу, и целовать в макушку – пока это ещё можно, пока он разрешает, – но вставать же, действительно… Не выспится… В школу же…

Глеб показывает внушительную дыру на штанах.
– Пап, это не дырка, это какой-то апокалипсис ткани!

Глядя, как сосредоточенно Глаша, позабыв о делах, пересматривает в сто пятый раз «Шпионские страсти», понял, почему я патриот. Пионер был плохой, комсомолец тоже, в КПСС я вступил, но заглядывался на всякий там формализм, структурализм, постмодернизм и московский концептуализм, – и ничего не помогло, не перешибло. Так и остался – совок и ватник. Берёзка в моём букваре, и точка. Потому что я тоже смотрел «Шпионские страсти». У нас был 8-миллиметровый кинопроектор и бобины с этим мультфильмом. Я его смотрел сто пять раз, как Глаша, или больше. А там все паттерны. В образах. Все сценарии поведения. Хоть и считается он пародией на шпионско-патриотические фильмы, ребёнку это неважно. Никакая это не пародия, это выжимка. Ресторан – это плохо, а бабушкино варенье – хорошо. У страны есть друзья и враги. Оступившегося поддержат, кающегося простят. Хотя от всех жизненных искушений в одном мультфильме предостеречь нельзя, конечно. Которые задницы там не изображены, в тех я побывал.

Глеб вчера перед сном и говорит: «Знаешь, пап? Мне вообще кажется, что зло – оно из-за денег. Денег не хватает людям, от этого трудно жить. Почему нельзя так: отдал что-нибудь ненужное, а тебе за это дали что нужно, какие-нибудь бивни мамонта или шкуру… Как у первобытных людей».

Читали книжку (Глеб очень хотел её читать, очень ждал – очень уж замечательная картинка на обложке), и я не успел зажевать фразу в характеристике героя: «N*** в бога не верил»…
– Что-о-о?! – завопил Глеб. – Не верил в Бога?!! – В отчаянии бросился ничком на диван. – Ну вот, пропала книжка…

Читаем «Оруженосца Кашку». Прекрасная ранняя повесть Крапивина. Там Кашка очень хочет купить модельку яхты за 60 копеек. Нужна ему – для Волшебной страны. Деньжищ таких отроду не было, но старшие пацаны подсказали: земляники в лесу набери и на станции продавай. Пассажирам проходящих поездов. Четыре стакана – вот и яхта. Кашка так и делает. Но у него не получается брать за землянику деньги – люди, которые к нему подходят, кажутся ему достойными того, чтобы просто им её отдать, подарить. Хорошие люди. Одни весело улыбались, другие пели красивую песню, по-хорошему заговорили с ним… И он им дарит, дарит эту землянику, и уже не нужна ему яхта, потому что встречать и провожать хороших людей, едущих в Дальние страны, – игра ничуть не хуже Волшебной страны. Глеб поначалу очень переживал, что бизнес-проект Кашки срывается, помнил о яхте… А потом – тоже забыл. Произошло философское снятие проблемы обладания вещью. Не сразу, со скрипом, но всё-таки вслед за Кашкой мы отказались от радости обладания в пользу радости существования. Превозмогли в себе деньги. Раньше такого было много. Дети, вырастая, оббивались жизнью, конечно, но какая-то сосулечка понимания внутри оставалась: «Мы живём так, но на самом-то деле надо эдак». Может, оно где-то иногда и работало. Не знаю. Надеюсь.

В классе задали задачку: Кай и Герда вырезали снежинки. За одно время Герда вырезала десять снежинок, а Кай – восемь. Кто из них работал качественнее? Глеб сказал, что задачка не имеет решения, ведь неизвестно, что от них требовалось – сделать больше снежинок или сделать их аккуратнее. А остальные сказали, что Герда. И учительница с ними согласилась. Я тоже, честно говоря, думаю, что Герда. Она же девочка! Как знать, может, даже дочка председательницы родительского комитета.

Думаю, Фонд поддержки русского языка должен заняться искоренением дурацких попыток изучать в младших классах фонетику. Встретил «йожыка» – убей «йожыка».
Не знаю, существуют ли институты и учебные специальности, в которых первое занятие не начиналось бы со слов «забудьте, чему вас учили в школе». Ну и зачем было этому в ней учить?.. Дальше необходимо уничтожить все учебники по «литературному чтению». Детское чтение в семь-девять лет должно быть захватывающе интересным и состоять из глаголов, а им навязывают – жеманное и анемичное взрослое, состоящее из прилагательных. Детское чтение – это ситуации и события. Этика, а не эстетика. Детей не нужно учить «видеть красоту мира», им нужно прививать интерес и привычку к чтению. Как к компьютерным играм. «Красота мира» и «умение выражать мысли» – это 15 процентов задачи (в существующих учебниках – 95). Если человек читает, и читает много, он и грамотно пишет (без йожыков), и умеет выражать мысли. Интуитивно. Дети переснимают интуитивно всё, любое умение. А тому, что в них вдалбливают, к чему принуждают, – противятся.