Мне три или четыре года, мама везёт в сад на санках. Темно, и пока мама не видит, я загребаю варежкой снег, слизываю. Варежка пуховая, и весь язык оказывается в пухе. До самого сада я пытаюсь отплеваться, ведь варежки не снимешь – они на резинке, и ещё под рукава шубки подсунуты.

Мне пять лет. Бабушка копает картошку, а я собираю дождевых червей. Не помню зачем, возможно для «супа». Потом подбираю очень маленькую картошку – размером с ноготок. Не знаю, как так вышло, но одну картофелину я засунула в нос. Сначала пыталась вытащить её сама, но в результате засунула ещё глубже.

Мама с бабушкой собрались на консилиум, стали думать, возможно ли употребить штопор. А я, вспомнив, какой он страшный и острый, с перепугу вытащила картофелину сама.

…Около нашего дома в Калуге – большой магазин «Маяк». Мама стоит в очереди, на прилавке – только хлеб и молоко в бутылках с широким горлышком. Я злюсь, потому что стоим давно и какой-то мальчик пристально меня разглядывает. Я вся извертелась – а он пялится! Прячусь за маму – он обходит и опять смотрит.

Очень хороший тактический ход – деморализовать противника. Я поворачиваюсь к нему и его маме и тихо, с гаденькой улыбочкой, говорю: «Моя мама!» Он хлопает глазами, не понимает. Я ещё раз повторяю: «Мама – моя!»

Мальчик взвыл и вцепился в свою маму. Я же просто отвернулась. Пока мы стояли в очереди, он ни на шаг не отпускал родительницу. И ревел без остановки – боялся, что заберу её. А вот нечего пялиться!

Мне скоро шесть, и меня распирает от самостоятельности. Зима. Утром мама упаковала меня в сад и выставила на лестничную площадку, чтобы мне было не жарко. Сад напротив дома – его видно из окна на лестнице. И я решила, что могла бы сама до него дойти, что и сделала. Зашла в раздевалку, переоделась и направилась в группу. Воспитательница даже спросить ничего не успела, как прибежала мама.

Наказывать меня не стали. Время ожидания мамы на лестнице по утрам значительно сократилось.

…Мой папа – инженер-конструктор. Он часто что-то паяет и собирает. А на его столе столько интересного! Чего только стоит ящичек из склеенных спичечных коробков, в которых хранятся мелкие детали.

Не помню, почему я осталась дома одна, но у моей куклы не было еды, и, порывшись у папы на столе, я нашла много красивых штучек. Какие-то пузатые таблетки, и другие – как толстенький квадратик с закруглёнными углами. Все они яркие и очень аппетитно выглядят. Но есть проблема – острые проволочки, торчащие по бокам.

Вот тогда я и освоила пассатижи и кусачки. Особо трудно оказалось ломать лапки у чёрных прямоугольных штучек – они были острые, и мама непременно стала бы ругаться, ведь я могла уколоться. Довольная тем, что у куклы теперь есть еда, я ушла играть.

А вечером получила за всё по заднице. Был девяностый год. Запчасти, ёмкости, резисторы приходилось искать или откуда-нибудь выпаивать. Да ещё я испортила какую-то дорогую деталь… И никто не похвалил за послушание: мне ведь наказали острыми предметами не играть – вот и удалила всё острое!

…Я болею, сижу дома. Папа в командировке, мама на работе. Скучно. В поисках развлечений лезу в шифоньер. Там у мамы столько нарядов! Почти до вечера я их меряю, делаю причёску, накладываю макияж. У мамы большая коробка с тенями. Это пока каждым цветом намажешься… Последний штрих – мамины туфли на шпильке с зеркальным каблуком, она их из командировки привезла.

И вот я гордо дефилирую в туфлях по комнате – репетирую грациозную походку. Нога подворачивается, и каблук ломается! Он ещё держится, но очень шатается. Я сразу убираю всё в шкаф и, как примерная девочка, сажусь за книжку.

Мама ругала за то, что тени испачкала, – ведь пользовалась одной кисточкой для всех цветов. А я как партизан молчала о туфлях – кому охота по мягкому месту получить? Тем более оставалась надежда, что каблук со временем сам собой как-нибудь приклеится. За туфли мне, конечно, попало, но это было значительно позже.

…Опять болею, одна дома. Забота о ближнем не даёт мне покоя. Мама придёт усталая, надо её покормить, но газ включать нельзя.

И я нашла решение проблемы. Бросила в кастрюлю шмат мяса (оказалось, что это был кусок замороженного фарша), разных круп, макарон. Потом, вспомнив, как мама варит манную кашу, щедро посолила и посахарила. Залив всё водой, мечтала, как мама придёт усталая, а тут супчик почти готов – только на огонь поставить. Правда, в процессе готовки кастрюля всё время оказывалась мала, и я её меняла на другую, побольше. Так «суп» оказался в кастрюле для холодца, а в шкафу для круп стало пусто.

Снова мои труды никто не оценил. «Суп» вылили в унитаз, шеф-повар в моей душе умер.

Зато родилась любовь. В дальнюю комнату нашего общежития коридорного типа въехала семья. Мальчик был старше меня и выше на полголовы. Имени его не помню, но помню, что он меня игнорировал. Как же я его изводила! Стыдно рассказывать, но, когда мальчик оставался дома один, я тихонько подходила к его двери, стучала и пряталась за ящик в коридоре. Он открывал и удивлялся, что никого нет. Один раз увидел, как убегала, и больше я за ящик не пряталась, а запиралась в своей комнате.

Издевалась над ним недели две. Теперь он караулил под дверью, чтобы резко её открыть и догнать меня. Когда мальчик дошёл до состояния кипящего чайника, у меня сработало чувство самосохранения, и я прекратила дубасить в его дверь. Пару дней он поглядывал на меня с подозрением, а я делала вид, будто не понимаю, в чём дело.
А тут к ним пришла какая-то низенькая тётя. Я иду из кухни и вижу, как она стучит в его дверь. Дверь тут же распахивается, раздаётся вопль, и рука хватает тётю за кофту. Полный караул! Я осознала, что мальчик – настоящий псих, и больше не обращала на него внимания.

Но через некоторое время он позвал меня во двор на качели. Спросил, умею ли я крутить «солнышко». Я тут же забыла, что боюсь высоты, и, как коза на верёвочке, пошла за ним.

Представьте себе качели старого образца – два с половиной метра в высоту, сбоку лесенка. Деревянного сиденья не было, и мы встали лицом к лицу на железную раму. Наверное, мне удалось достучаться до его сердца, потому что, пока раскачивались, он смотрел мне в глаза, а я смущалась.

И вот мы почти уже делаем оборот вверх ногами, я отвожу взгляд вниз, понимаю, что очень высоко, и мои ноги отрываются от опоры. Руки от страха разжимаются, и я рыбкой лечу вниз.

Упала удачно, ничего не сломала. Но вместе с коленками и локтями разбила сердце, потому что мальчик меня уронил. Потом он наорал на меня и обозвал мелкой, а я его – дураком. Больше мы не общались, обходили друг друга по широкой дуге.

…Ещё вспомнилось, как в шесть лет ходила гулять во двор с соседской девочкой. Стояла зима, и мама в шутку рассказала о том, что кто-то лизнул на морозе качели. Сказала, что так делать нельзя. Конечно, эти слова были приняты как руководство к действию. Первым делом мы с подругой отправились пробовать на вкус качели.

Язык болел долго. А качели оказались солёными на вкус. Хотите – проверьте!

…Приблизительно в девяностом году недалеко от нас пролетал метеорит. Об этом рассказывали по телевизору. Старшая подружка сообщила, что метеорит непременно упадёт на нас.

В тот день мама сказала, что придёт поздно, я сидела и ревела от страха. Мой дом – моя крепость. Закрыв замок на два оборота и предохранитель, я успокоилась и уснула. Мама так меня и не добудилась. Забиралась в комнату через смежный с соседями балкон. А мы жили на пятом этаже, и между балконами была перегородка.