Помню, как в начале учебного года она вообще перестала ходить в школу. Зато часто появлялась Женина мать. Иногда выглядела почти трезвой, но наносила визит школьной администрации вовсе не по поводу дочери – хлопотала насчёт младшего сына, у которого тоже были какие-то проблемы. Однажды мы спросили, где Женя, когда она вернётся. Мать ответила что-то невразумительное, сказала – Женя сейчас лежит в больнице, но когда появится в школе, она не знает.

На следующий день, расспросив сестру, как проявлять плёнку и печатать фотографии, приступила к делу. Купила реактивы, сестра отдала мне фотобачок (современная молодёжь и слова-то такого не знает). Старалась всё делать так, как инструктировала сестра: проявлять плёнку в полной темноте, чтобы даже крошечный лучик света на неё не попал, иначе засветится. Как я умудрилась создать полнейшую темноту в комнате средь бела дня – отдельная история, но я это сделала.

И вот сижу я такая, жую свою отварную курицу без соли, закусываю зелёным яблочком, а напарница наворачивает десятый блинчик, заедает конфетой и заявляет, что странная я какая-то – неправильно есть яблоки с мясом и вообще надо отказаться от сладкого, мучного и жирного. В тарелке моей всё тот же одинокий кусочек отварной курицы, но напарница продолжает меня учить, а сама тем временем, покончив с блинами и конфетами, достаёт печенье.

Теперь Пекин стал совсем другой. Куда-то испарились прогорклость с сиреневым туманом. Китайцы по-прежнему (всё-таки тысячелетняя привычка) похрюкивают и поплёвывают, но как-то куртуазней, что ли, то есть не тебе непосредственно на брюки, а, например, в канализационные решётки или на зелёные насаждения, которых сейчас стало очень много. Пекин стал действительно зелёным городом. Пробок – меньше. Машины – новее и чище. Одеты все приличненько. Куча пижонов.

Девушки оказались студентками, приехали на каникулы. Останавливаться в дорогом отеле не хотели и нашли домик в деревне, поближе к людям. Обе стройные и худощавые, примерно одного роста. Ингрид, энергичная шатенка, постоянно носила солнцезащитные очки, так что при разговоре сложно было сказать, смотрит ли она на вас или куда-то вдаль. У норвежки были красивые белые зубы, но улыбалась она с некоторым напряжением, будто подозревая вас в чём-то нехорошем. Выдать ей пистолет, нарядить в форму, и она сошла бы за выпускницу американской полицейской академии из известного фильма.

Как только твоя жена садится за руль, ты начинаешь жить в напряжении. Постоянно ждёшь звонка или СМС с одной фразой: «Я ударила машину». И я ждал. А она всё не звонила и не писала. Я уже решил, что жена моя, дочь высокопрофессионального шофёра Маирбека Маилютовича, унаследовала от него ловкость вождения. Я даже стал нервничать и думать – наверное, с ней что-то не так. Но Господь оказался милостив.

Многие люди, когда видят, как я фотографирую чашку, спрашивают, что я делаю. В ответ поясняю: это хобби у меня такое, фотографировать кофейную чашку. Некоторые едва ли не крутят пальцем у виска, что-то бурчат, проходят мимо. И вот Тунис, пустыня Сахара. Селение, в котором народ пересаживается на верблюдов, чтобы отправиться в недолгое путешествие по барханам. Еду на верблюде, одной рукой держу верёвку, второй пытаюсь вытащить из рюкзака кофейную чашку.

Дело в том, что, обращаясь ко мне, читательница попала в самую точку: я – потомственная книжная помоечница. Что моя мама, что я никогда не могли пройти равнодушно мимо выброшенных на свалку стопок книг. Как другие тащат с улицы в квартиру брошенных кошек и собак, так мы с мамой спасали книги. Впрочем, брошенных животных мама тоже приводила в дом, поэтому мы жили в странном пространстве, словно бы спроектированном сумасшедшим архитектором, совместившим зоопарк с Библиотекой имени Ленина.

Переднее колесо вдребезги. Жена сильно ушиблась, её увезли в госпиталь на «скорой». Я поехал с ней, оставив разбитый мотороллер на обочине. А когда вернулся, оказалось, что он пропал – вместе с другими разбитыми байками его забрали полицейские и увезли на штрафстоянку в ближайший город Фантьет. Месяц я уговаривал полицейских вернуть мне мотороллер, те не отказывались, но и не отдавали.

Его дочка, тоже студентка, старше меня года на три. И сосед протянул мне пакет – большой, набитый под завязку. Я растерялась, согласилась. Дядька пообещал, что дочка встретит меня на вокзале, мне пакет даже в руки брать не придётся – он сам поставит его в багажное отделение автобуса, а Настя заберёт. Потом-то я поняла, почему сосед меня попросил: водитель-частник в те времена за такую передачку взял бы 200 рублей.

Дочери ничего о своём состоянии не сказала, но меня всю трясло, на душе было очень неспокойно. В общем, испытала не очень приятные ощущения, может, просто ещё толком не переварила информацию. Мне нужно время, чтобы все перемены, происходящие в нашей жизни, хотя бы немного уложились в голове. А пока всё равно не нахожу себе места. Много раз говорила с дочкой о предохранении, но я особа очень мнительная...

Опять же «постовые». Не знаете, кто это? Ну, вы их наверняка встречали, они во всех автобусах-трамваях-троллейбусах страны имеются. Это такой сорт пассажиров, которые, зайдя в общественный транспорт, намертво прилипают к поручню у самых дверей. Причём ехать им, как правило, далеко. Они мешают входу-выходу, их толкают, иногда специально и достаточно чувствительно, посылают как в конец автобуса, так и матом. Но «постовые» непреклонны, как говорится, ни шагу назад, но пасаран!