Мы ездили к маме на выходные, иногда навещали и в будние дни. Она тоже приезжала к нам, но на постоянное жительство в город уже не вернулась. Отстроили дачу, со временем она превратилась в настоящий особняк. Мама занималась и домом, и садом. В общем, она нашла себя в этом. Но всё-таки через некоторое время вернулась к мысли о рождении ребёнка. Я уже был подростком. Стал реже к ней приезжать, поскольку выходные хотелось проводить с друзьями.

Сколько одёжек я пошила этому пупсу! У него была своя постель, подушки и одеяло… Прошло много лет, я сама стала мамой, а потом и бабушкой. И хотя порой жилось непросто, всегда покупала дочери игрушки, ведь они приносят ребёнку радость, уверенность в том, что его любят. К сожалению, наши внуки сейчас не играют с куклами и машинками, у них ноутбуки, планшеты. И очень жаль.

Вике почти четыре года, ходит в садик, я работаю травматологом. Моя жизнь – сущий ад. Денег постоянно не хватает, снимаю квартиру в пригороде, так как цены на жильё здесь ниже; до работы добираюсь полтора часа, ужасно устаю. Но самое главное – срываюсь на дочери. Вот наш обычный будний день. Встаём в шесть утра, я ворчу на дочку – она медленно собирается. Бежим в садик. Потом еду в клинику на трёх видах транспорта, там меня ждут пациенты, на которых иногда срываюсь.

...Они чуть не опоздали на поезд, потому что мама красила волосы. Ей не понравился «этот клоунский» цвет. Она глотала слёзы и заново красилась, хотя у подъезда уже ждало такси. Так и села с мокрыми волосами под косыночкой. А тётя Юля без разрешения закурила в такси и сказала: «Всё прынца ждёшь». И ещё одобрительно сказала: «Правильно. Вон одна моя знакомая встретилась с мужем в поезде».

У этой девочки красивое редкое имя – Изольда. Малышка была вся какая-то несуразная: большая голова еле держалась на тонкой шее, худенькие ручки, слабенькие ножки. Огромные очки с толстыми стёклами в треснутой оправе перекашивались на сторону – одна дужка сломана. Изольда была похожа на нахохлившегося воробышка, промокшего, озябшего в дождливую погоду. Девочка никогда не улыбалась и первое время долго молчала.

Получив сообщение от знакомой, я сразу пошла к нашему директору и рассказала о происшествии. Мы боялись, что может быть волна заранее спланированных акций и ситуация повторится в других школах. Предупредили охранника о возможных провокациях, проверили аварийные выходы, напомнили учителям о правилах эвакуации. У нас в Бурятии сейчас стоят сильные морозы, при возможной эвакуации некогда одевать детей, будут выскакивать на улицу без пуховиков и курток.

Два месяца назад мы с сыном ходили в поликлинику, где я встретила знакомую с ребёнком. Дети у нас одного возраста – обоим три года, живём недалеко друг от друга и домой пошли вместе. Сын знакомой всё время пытался толкнуть моего, но тот не обращал внимания. Приятельница несколько раз одёрнула своего ребёнка, однако тот не слушал мать. Когда нападал, я закрывала сына собой, загораживала.

Дочка слушается меня во всём, я нашла к ней подход, учу этому и мужа – говорю, как с ней поступать в разных ситуациях. Мне кажется, что понимаю её чувства, мысли. Мои родители, родители мужа, сам муж – не смогут дать дочке того воспитания, тех знаний и отношения к жизни, которые хочу дать ей я. Мой папа только кричит и психует, родители мужа – не лучше. Я сама прошла долгий путь по избавлению от детских комплексов. Хочу вырастить уверенную в себе, счастливую дочку.

Мы много раз говорили с нашей девочкой, пытались до неё достучаться, убедить вести себя сознательно, не обманывать нас. Дочка соглашалась, но своё слово так ни разу и не сдержала. Семья у нас верующая, но в храм ходим не часто. Церковь, о которой идёт речь, самая обычная – не сектантская, православная, находится рядом с домом. Я туда заходила, говорила и со священником, и с другими служителями.

Хотя качаю для него из интернета новые электронные книги, покупаю новые игрушки. Требую порядка. Прошу сына смотреть за дочерью. Вчера обнаглела и отправила его за ней в садик, благо тот прямо за нашим домом. При этом меня не интересует, откуда у дочери синяки и царапины. Сын знает о моём равнодушии, старается не говорить о своих планах и проектах. Дети ни о чём мне не рассказывают, а сама я не спрашиваю – не хочу. Если болеют – лечу. Читаю на ночь сказки.

Она отворачивается к стене и засыпает. Какое-то время Верун смотрит со мной ночные новости, потом сползает с кровати и шлёпает на кухню. Щелчок выключателя, на кухне загорается свет. Ну и пусть. Проходит ещё три минуты, оттуда раздаются звуки, вспыхивает голубое сияние включённого телевизора. Ну уж это я должен видеть! Прихожу на кухню. Верун лежит на угловом диване, обложившись подушками, в положении нога на ногу, пьёт через соломинку детский коктейль «Засыпай-ка»...

В дорогу им помогает собираться соседский мальчик Колька Гусев. Гусев почти на пять лет старше Пети, и это делает его в Петиных глазах взрослым. В расстёгнутой шубе Колька повсюду следует за Василием Петровичем и повторяет его действия: подтыкает с боков сено в санях, щупает застёжку на подпруге, трогает оглобли, и с лица его, в подражание взрослым, не сходит озабоченное, неприступное и одновременно снисходительное выражение.