Мальчик прекрасно помнил, как его младшая сестрёнка ракетой носилась по всему дому, всюду совала нос, шума от неё было, как от целой группы малышей. А Олеся и играть толком не умеет, да и говорит совсем плохо. Тогда Саша решил, что научит её двигаться, бегать, смеяться и вообще, сделает из Олеси весёлого и активного ребёнка. От бабушки с дедом он привёз старые кубики, множество машинок, различных домиков, солдатиков, зверюшек и даже пару пистолетов – всё, чем сам играл в детстве.

С дочкой занималась, водила её в разные кружки, секции, но и ей ничего всерьёз не интересно. О себе честно скажу – я лентяйка, но неужели она прямо генетически в меня пошла? В нашей семье я белая ворона, все остальные получили образование, увлечены своей работой – и родители, и сестра, и брат. Бывший муж вообще доктор наук, хотя ему всего 41 год. Правда, он с дочкой мало общается, но почему бы ей от него не унаследовать научный склад? Или пусть мечтала бы стать мастером в какой-нибудь профессии – парикмахером, портнихой, медсестрой. Но у неё и руки растут не из того места, ничего делать не умеет и не хочет.

Я раскрыл тетрадь. Сам роман уместился примерно в десять строчек, но был составлен по всем правилам литературного искусства. «Посвящается маме и дяде Игорю. Вступление. Детство, детство, ты куда ушло? Том первый. Одному хорошему мальчику нравилась другая, тоже нормальная и послушная девочка. Мальчик тоже нравился девочке, так мама сказала. Нормальная девочка с мамой и папой своими пришла в гости к послушному и умному мальчику.

Очень важно соблюдать личные границы каждого ребёнка – говорю это как человек, пострадавший от их нарушения. Например, в дверях комнаты моей подруги был замок, она всегда могла закрыться от своих братьев или просто попросить их выйти из комнаты, когда мы приходили к ней в гости. В их семье никто не сомневался: она имеет полное право одна принимать своих друзей. А если мы хотели пообщаться с её братьями, то шли в общую комнату или кухню.

А вот у мужа совершенно другая ситуация. Его родители – очень полные, свекровь в 70 лет еле двигается, а свёкор умер от инсульта в 52 года, весил почти 120 килограммов. Не желаю своему мужу такой страшной судьбы, он тоже склонен к набору веса. Питание дома контролирую, никаких конфет и тортов не покупаю. Так что сын до четырёх с лишним лет и не знал вкуса сладкого, прекрасно обходился без него. «Добрых» тётушек и дядюшек, считающих, что малышу никак нельзя без конфетки, я отгоняла. Мальчик рос послушным, дисциплинированным, правильно говорил, не канючил. Всё было нормально.

Я прожила без сына девять месяцев, осталось ещё три, но это тоже много. Так надолго мы не расставались с ним никогда. Безусловно, я по нему тоскую и отсчитываю дни до встречи, но при этом меня охватывает иррациональный страх – я отвыкла быть мамой! Какой мамой я буду теперь, как мне с ним себя вести, что говорить? тот страх чем-то схож с тем давним, девятнадцать лет назад, когда я носила сына под сердцем, ещё ни разу не видела, разве что на снимке УЗИ.

Аргументы обычно сводятся к двум категориям. «Так ходят зэки», – говорят консервативно настроенные родители. «Не только они», – отвечают им повзрослевшие отпрыски. «Через десять лет у тебя может появиться серьёзная работа, и там на тату посмотрят косо». «Через десять лет вообще неизвестно что будет», – отмахиваются дети. И всё, убеждать больше нечем. Психологи дают родителям совет: надо обсудить с подростком, какой именно рисунок он планирует наколоть, на каком участке тела и по какой причине.

Чем дольше живу, тем больше удивляюсь. Окончила школу, ни разу не притронувшись ни к одному учителю. В институте тоже не приходилось никого трогать. Учитель в ответ толкнул девицу – с его стороны это непрофессионально, но не смертельно. А мама сразу бегом в прокуратуру.

В дошкольном возрасте происходит интенсивное развитие основных структур мозга ребенка. Первые три года жизни человека важны еще и потому, что именно в это время закладываются фундаментальные личностные образования. Ребенок развивается очень быстро, кризисы сменяются относительно спокойными периодами. За стремительными изменениями легко не заметить появление отклонений в его поведении или состоянии.

Там, между рядов яблонь, мы по очереди нахлобучивали эту шляпу и интенсивно приседали. Если присесть на корточки, то сетка скрывала нас до земли, это и был «режим невидимости». Вот мы и играли – одна надевала шляпу и приседала, вторая орала «вижу» или «не вижу». Так скакали до вечера, пока я не наступила на край сетки и та с треском не оторвалась. Это привело нас в чувство, мы сразу поняли, что прыгаем тут очень давно, устали, изрядно выпачкались, и от бесконечных приседаний у нас дико болят ноги.

Вчера звонила приятельница, хвастала своим шестилетним сыном:
– Так-то он мальчишка симпатичный, шумный, конечно, но способный. Невнимательный немножко, но старательный. Рассеянный чуть-чуть, зато не жадный. Сейчас читает по слогам медицинскую энциклопедию, дедушкино наследство. Дедушка тоже был способный, заботливый такой, но азартный. Энциклопедию после себя оставил в наследство, внукам знания завещал.

Владимир Гуд часто рассказывает о своей доченьке, вот и я решила написать о внучке Варе, моём рыжем чуде. Село у нас небольшое, поэтому все имена изменила. Вот Варина первая ночь дома, только привезли из роддома. Где-то часа в три ночи малышка закряхтела, старший внук подскочил к ней и зашептал: цыпа, цыпа. Это вместо баю-бай. Мы с дочкой посмеялись. Когда внучке было семь месяцев, она любила всюду ползать, везде совала носик. Комнату закрывали, чтобы не выползла на кухню. Я делала заготовки на веранде и следила за ней через окно.