В санатории одна и та же группа людей вместе питается, посещает бассейн, принимает процедуры, по территории их возит небольшой автобус. Как-то едем, рядом сидят две женщины предпенсионного возраста. И вот одна из них, заявив, что работает в школе, начинает очень громко разговаривать с моим сыном. Как это часто бывает, задаёт ничего не значащие вопросы: как зовут? где живёшь? в каком классе учишься? Вроде бы ничего особенного. Но какая у неё реакция на ответы сына!

Лагерным горнистом я стал лет в двенадцать. Вообще-то в радиорубке имелся магнитофон с записями всех пионерских сигналов. Но начальство предпочитало, чтобы на мероприятия пионеров собирал живой горн. Когда мне было четырнадцать, выпили мы ночью портвейна. Откуда взялась бутылка, не помню. Нам на семерых её хватило за глаза. Окосевшие, куролесили до рассвета. Так что разбудить меня утром не могли никакими силами.

Через какое-то время на фоне шагавших секунд я услышала ворчание «утренних медведей», а потом крик петуха и проезжавший мимо трактор. А перед глазами возникла серая пелена с бахромой. Это покрывало свешивалось с кровати. А я лежала под кроватью и чувствовала себя в полной безопасности. Ведь и ребёнок может когда-нибудь устать. От жары, например, или от сытных обедов, внезапных соседских детей...

Извините, но обнаглела здесь молодая мама. Те требования, которые она предъявляет к обычной школе, можно предъявить разве что частному гувернёру, который воспитывает и обучает ребёнка на дому. Пишу это как профессиональный педагог и, кстати, как мама дочки, которая тоже перешла в третий класс. Как и дочери Ольги, ей не всегда даётся математика, у нас самый сложный учебник из всех возможных для начальной школы. Фамилия автора – Петерсон – на слуху у многих.

Хочу повторить, что по этим предметам учителя всегда высоко оценивали мои ответы и работы. А мне тогда нравился одноклассник, который не знал литературы. И вот я решила ему помочь. Мы с ним договорились, что на экзамене я напишу и передам для него шпаргалку. Не знаю, как это получилось, но мою руку перехватила Людмила Куприяновна, она входила в состав комиссии. Не потрудившись разобраться в ситуации, пообещала, что выше трёх баллов я не получу. В тот момент я не придала значения угрозе.

А вот наша учительница, видимо, считает по-другому. Сначала она опаздывала на пять-восемь минут, что меня не слишком беспокоило, но давало пищу для размышлений. Учитель должен служить примером, разве нет? Дальше – больше. Опоздания увеличились до 10–15 минут. Ей на руку, что дети по большей части ходили в студию сами, без родителей, некому было сделать замечание. А бабульки, приводившие внуков, молчали, им всё равно. Пока ждали нашу Т., они просто мило беседовали друг с другом. Я до поры до времени молчала по разным причинам. Главная из них – не хотела портить отношения с Т., ведь она учит моего ребёнка.

Катя говорит, что только родители имеют право указывать, что ей делать. А раз мамы нет – один папа. Когда Настя при отце ругает сестру, тот защищает Катю, верит ей, а на старшую кричит: мол, не трогай девочку, у неё и так психика сломана, потому что растёт без мамы. Бывает, поругает Катю, запретит ей гулять, а через полчаса всё прощает, и та уходит к друзьям. Их бабушка живёт в Узбекистане. Когда мать умерла, она хотела забрать Катю к себе на воспитание, но отец не отдал.

Катя утешает её – кому как не Кате знать, что это пройдёт. Не далее как месяц назад Катя сама радовалась, что её подруге Ирке уже тридцать, а ей – всего двадцать девять. Катя не уверена, есть ли жизнь после тридцати. Каждый раз, когда она встречает Ирку, я замечаю, что она исподтишка придирчиво осматривает её на предмет глубоких морщин, седины и маразма.

На следующий день родители отконвоировали Вадима в юридический институт. Весь июль он уныло готовился, а в ночь перед первым экзаменом написал покаянную записку, спустился по балконам с третьего этажа и спрятался у друзей. Домой вернулся лишь через три дня. Тайфун «Тип», что вскоре после этого накрыл Японию, можно считать незначительными атмосферными осадками по сравнению с тем, что пришлось вынести несостоявшемуся юристу.

К встрече подготовилась основательно: сбегала в парикмахерскую, надела новую блузку и юбку в пол, губки накрасила. В зеркало сама на себя посмотрела и восхитилась: хороша! Приятельница тоже не подкачала. Встретились у кафе, посмотрели друг на дружку и рассмеялись – обе нарядились, прямо как на первое свидание. Новое кафе понравилось, очень уютное и стильное, много светлого расписного текстиля, красивые светильники...

Моя дочка учится во втором классе обычной петербургской школы. Знаете, что я скажу? Учителя вконец обнаглели. Они совершенно перестали выполнять свои обязанности, работают из-под палки и постоянно жалуются. Уроки у моей дочери проходят скучно, учительница (из тактичности не назову её имя и фамилию) даже не пытается увлечь детей, сухо проводит уроки по учебникам. В итоге дочке неинтересно учиться, ходит в школу через силу.

Понятно, что восьмиклассника мы уже готовы были обнять, расцеловать, вынести на руках из аудитории и поставить «отлично», не слушая дальше. Поэтому следующую его фразу поправили автоматически, даже не обратили внимания. Юноша сказал, что Брэдбери – английский писатель, мы исправили – американский. Ну, в таких случаях ученик поправляется, говорит «sorry», мы отвечаем «no problem» и забываем об этом. Не та ошибка, чтобы снижать оценку.