Девяностые. Участились случаи нападения на сотрудников «скорой» – охотились за их заветным чемоданчиком, в котором лежали ампулы с наркотиками. Схема простая: наркоманы делали ложный вызов, а сами караулили медиков в тёмном подъезде, избивали, отбирали лекарства, могли серьёзно покалечить. Диспетчеры старались не направлять на ночные вызовы бригады без фельдшеров-мужчин. Приехали мы поздним вечером по указанному в наряде адресу, аккуратно вошли в подъезд.

Почему это произошло со мной? Почему, хотя физически ничего не беспокоит, – внутри так больно, что хочется выть? Почему постоянно возвращаюсь мысленно к прошлой жизни и ко дню аварии, хотя воспоминания об этом невыносимо мучительны? Почему не могу удалить из телефона эсэмэски дочери, написанные год назад? А что делать с чувством вины, пусть и косвенной? Ведь это я что-то не предусмотрела, не так воспитала, не научила, не уберегла.

И рассказала такую историю. В свои 46 Таня была обычной женщиной, активной, ведущей здоровый образ жизни. Не толстая, но, как говорят, крепко сбитая: широкая кость, спортивная фигура. С мужем жили счастливо, прочная семья, дом – полная чаша. Дочке уже исполнилось 26 лет, вышла замуж, три года назад родила Тане внука. 22-летний сын оканчивал институт.

Мы упорно верили, что с годами наступит улучшение, сын заговорит, начнёт развиваться наравне со сверстниками. Но этого не случилось, наоборот – в прошлом году врачи сказали, что теперь заболевание протекает в тяжёлой форме. Все эти годы мы с мужем спали стоя и сидя, пытались задремать где придётся, так как ребёнок путал день с ночью, бодрствовал по нескольку дней. Только в семь лет научился самостоятельно ходить в туалет.

Рядом стояла абсолютно свободная банкетка, на которую я указала даме и предложила сесть туда. Что тут началось! Она орала так, словно её девочку кто-то побил, причём совершенно не стеснялась в выражениях. В итоге один мужчина даже напомнил даме, что она всё-таки находится в общественном месте, где её слышат дети. На мою голову было вылито столько проклятий и помоев, сколько, кажется, не слышала за всю предыдущую почти 60-летнюю жизнь.

Чего только подруга не перепробовала – и настойку перца втирала, и травы пила, и делала на кожу головы всевозможные маски, и пользовалась специальными шампунями от облысения. Через некоторое время, когда её сын организовал свой бизнес и преуспел, появились средства, она всерьёз занялась лечением, начала ходить по докторам. Всех городских трихологов Ивановна знает в лицо и поимённо, как и остальных врачей, консультирующих её в связи с этой болезнью...

И тогда – у Оли в этот патетический момент всегда наворачивались слёзы – врач бросился на колени в грязь перед лошадью и взмолился: пусть лучше его переедут, но пациентку нужно доставить в больницу. Ну и счастливый конец – девушка выздоровела, и вылечил её молодой врач. У Оли снова заволакивало слезами глаза, уже от счастья. Аттестат застенчиво краснел отличными оценками, Оля поступила на бюджетное отделение в медицинскую академию.

Безусловно, все обращают внимание на то, что в области бесплатной медицины сейчас наступил явный кризис, и как это поправить, неизвестно. Врачей не хватает, а количество пациентов зашкаливает. Запись к врачу через интернет вместо живой очереди – вещь удобная, но какой от неё толк, если на каждого записанного приходится двое-трое без записи? И ведь они тоже приходят не для развлечения, им необходимо попасть к врачу.

А по поводу вызова спецбригады и перевода в психдиспансер думаю вот что. Скорее всего, отец, желая настоять на своём, начал вести себя не совсем адекватно, вот и случилось то, что случилось. Да, история невесёлая, но прежде чем осуждать чьи-либо действия, нужно видеть их первопричину. Отдельно хочу заметить, что я не одобряю описанное автором совершенно дикое отношение персонала психоневрологического диспансера...

Это всех устраивало до тех пор, пока в коллективе не появилась новенькая сотрудница Полина – деловая, стремительная, ушлая. Быстро вникла во все тонкости нашей налаженной работы, а потом дело дошло и до вечеринок. Как заправская хозяйка, Полина зорко следила за тем, чтобы тарелки у всех были, во-первых, наполнены с горкой, а во-вторых, опустошались вслед за каждой выпитой рюмкой.

Когда брат приезжал домой, тоже постоянно выполнял разнообразные речевые упражнения. Вслух читал нам газеты, а мы с сестрой и другим братом учили с ним стихи, скороговорки. Так что после семи классов в интернате его речь стала вполне внятной и чистой. А ещё, когда я работала в Центре социальной защиты, у меня был начальник, мужчина примерно 32 лет. Сначала не могла понять, что с ним не так, вроде бы всё нормально, но речь какая-то особенная.

В детстве такого точно не было, я рос весёлым, общительным и задорным мальчишкой, тянулся к миру и стремился его улучшить. И теперь проблема в том, что цели-то остались, но вот тем самым маленьким мальчиком я быть перестал. Теперь я взрослый парень, но, похоже, только телом, а в душе всё ещё играет детство и, кажется, не собирается меня покидать. Знаю, с ним тяжело расставаться. Мне хочется этого расставания, но я не понимаю, с чего начинать.