Но кто-то там наверху решил послать именно нас. И не прогадал. Не зря же канадские эскимосы приезжали к нашим хохлам учиться оленеводству, а эвены с коряками на конференции ООН назвали меня своим вождём!

Я и в учителя попал не по собственной инициативе, а потому что так за меня и моих будущих учеников побеспокоились. Работал слесарем на «Запорожстали». Всё нормально: пятый разряд, фотография на доске почёта, очередь на квартиру. Вдруг приглашают в отдел кадров и на всё лето отправляют в пионерлагерь. Мол, вместо работы в горячем цеху валяй дурака с детишками на свежем воздухе, а зарплата – как на заводе. Любой побежит. Я, понятно, согласился. Приезжаю, а там таких целая бригада. Все комсомольцы-добровольцы, все с доски почёта, всем не хочется жариться в горячем цеху. Хохлы, короче.

Работали весело. Линейки, костры, походы. После отбоя, когда уснут пионеры, отправляемся в колхозный сад за яблоками и грушами. Да ещё на бахчу. В саду каждый выбирает фрукты самостоятельно, на бахче – только по моей команде. Оказывается, никто из парней не умеет определять на слух, спелый ли арбуз, и прут одну зелень. Но я-то угадываю с первого щелчка. Вот они идут цепью в полной темноте да отпускают щелканы лежащим среди ботвы арбузам, а я, услышав нужный звук, командую шёпотом: «Стоп! Щёлкни ещё раз! Срывай!»

Были, конечно, и любовные темы. У пионеров – на месяц, у вожатых – на сезон. Но всё, как писал классик, «без перспективы». Помню, наметились у меня чувства с пышненькой, как говорят хохлы, огрядной девушкой Тамарой. Назначил свидание, уложил свой отряд спать, сам тороплюсь в штаб, узнать программу на завтра, а моя Тамара уже в обнимку с каким-то прыщом. Я сразу:
– Тамара, коварная, ты же обещала прийти ко мне!
А она:
– Стасичка! Милый! Я тебе обещала на одиннадцать вечера, а сейчас только четверть одиннадцатого!

Отработали до конца сезона, на расстеленном под тополями брезенте устроили банкет, даже запустили ракету, и я подарил Тамаре звезду. Ракета взлетела невысоко, догорая, упала рядом. Мне осталось подцепить её ложкой, стать на одно колено перед испуганной девушкой и, словно в кино, провозгласить:
– Я дарю тебе звезду!

Вернулись на завод, нас вместо цеха срочно в партком, а те откомандировывают в сельские школы. Мол, с детьми у вас получается нормально, нужно продолжать. Всё уже решено. Без экзаменов принимают на заочное обучение, служба в армии после института, да и то ненадолго. Выбирайте школы, получайте трёхмесячную зарплату – и вперёд с песнями. От комсомола премия – велосипед!

Этим велосипедом меня, словно почтальона Печкина, и добили. Да не только меня. В пионерлагере сдружился с Алёшкой и Сергеем. Им тоже захотелось получить дармовые велосипеды, вот школу, в которую нужно больше учителей, и выбрали. Какому предмету придётся обучать детей – беспокоились не очень. Лишь бы не немецкому. Вы же слышали, как недавно президент Медведев сказал: «Школы должны наполниться энергией молодых». Примерно того же мнения были и в нашем парткоме. Да мы и сами уверены в этом, хотя в тот момент нас больше тревожили спортивные велосипеды. Комсомольский секретарь предупредил, что таких осталось всего восемь штук, остальные годятся лишь возить картошку.

…В наших краях обучают плаванию очень просто. Заводят человека на глубину и оставляют без всякой помощи. Тот барахтается, барахтается, да и поплывёт. Дёшево и сердито. Не нужно тратиться на тренера, да и времени на обучение уходит совсем мало. Правда, случается, и не поплывёт. По этому поводу у хохлов любимая поговорка: «Нэ тратьтэ, кумэ, сылы, спускатэся на дно!» На Чукотке, где хохлы главные наставники жизни, нашу поговорку суеверные чукчи и эскимосы довели до абсолюта. Там, если охотник на моржей выпал из лодки, вместо того чтобы подать руку, бросают следом за охотником его карабин, патроны и всё остальное. Тот, значит, паникует возле лодки, а эти разгружаются.

Охотник, понятно, тонет, а этих судят по сочинённому хохлами же закону: «За оставление в опасности». У меня был друг чукча, отсидевший по этой статье четыре года. А ведь он выбросил тонущему родственнику винчестер, нож и даже собственный багор, которым подтаскивают к лодке добычу. По чукотскому мнению, всё это должно пригодиться утонувшему в другой жизни.

Нас, молодых педагогов, не топили и спортивных велосипедов во след не бросали, а завели в классы, да так барахтаться и оставили. Мне достались биология да ещё третий класс, Алёшке – история, география и пение, Сергею – физика, физкультура и труды. Каждому, понятно, назначили классное руководство. Сказали, где будем жить, выдали нужные учебники, показали, как составлять поурочные планы, на том и стало. Село большое, но не заворотное. До станции сорок километров, никакой дороги. Вот учителя и не держатся. Стоит ли тревожить тех, которые уже приехали?

С другой стороны, если кто думает, что мы бросились изучать педагогику с психологией и постигать какие-то источники, – не надо ля-ля, как говорили наши пацаны! Что в школьном учебнике написано, то и объясняли. Зато хорошо знали пионерскую работу и почти мгновенно превратили школу в пионерлагерь. Горны, барабаны, линейки, речовки, внос и вынос знамени – всё строго по ритуалу. А уж о пионерских песнях, «Зарницах» да «Весёлых стартах» – нечего говорить.

Школа работала в одну смену, вторую отдали нам. Раньше её после обеда закрывали на замок, а теперь там самая жизнь. Следом за детьми потянулись и взрослые. У нас-то, если футбол или волейбол, обязательно с судьёй, если куда-то идти, так строем и с барабаном, если день именинников, так с участием родственников, поздравительной речью председателя колхозного парткома, вручением подарков, фотографированием. Я же говорю, не школа, а настоящий пионерлагерь.

Директор школы, пожилой и тихий дядька, на все наши затеи смотрел сквозь пальцы. Даже не прореагировал, когда мы его кабинет превратили в пионерскую комнату и дудели так, что дрожали стёкла. Но, может, это было вовсе и не безразличие . Когда завуч школы – худая, как вобла, Нина Степановна, – ничуть меня не стесняясь, заявила в учительской, что «пэтэушники» готовят поурочные планы кое-как, директор задержал на ней взгляд и спросил:
– Снова взялась за своё? Мы же договорились.

Понятно, я передал об этом разговоре своим друзьям. Сергей послал Нину Степановну куда подальше, а Алёшка коротко кинул:
– Демоница! – выдержал паузу и, словно мы его ученики, а он наш учитель, продолжил: – Люди думают, что Ева у Адама была первой женой. На самом деле сначала Бог создал из глины Адама и Лилит. Вдохнул в них жизнь и сказал: «Плодитесь и размножайтесь!» И ещё приказал женщине подчиняться своему мужу. Но Лилит плодиться и размножаться не пожелала, тем более подчиняться Адаму. Психанула и сбежала из дому. За это её Бог проклял и объявил демоницей, а взамен сделал Еву. Она и стала праматерью всех живущих. Её любят и почитают, а демоница только завидует и злится.

Вот так мы поговорили и успокоились. Но напрасно. Я уже говорил, что в пионерлагере дети влюблялись в детей, вожатые – в вожатых, и всё было нормально. Здесь же ни с того ни сего пришли две записки от влюблённой в меня школьницы. Да не девяти- или там десятиклассницы, а совсем соплюшки – семиклассницы, у которой в фигуре всё только намечалось. Почти следом получили похожие записки от своих поклонниц и мои друзья. Я, значит, от Нади, Алёшка – от Тони, Сергей – от Елены. Но у меня с Алёшкой хоть семиклассницы, у Серёги – шестиклассница! Мы всё прочитали, исправили ошибки и постановили не реагировать. Помню у какого-то классика: «Я сказал ему, чтобы к лошади относился по-человечески, а он ударил меня в морду. Администрация на это не реагирует, а я отреагировал и получил». Так и мы. Сделали вид, что никаких записок не было, и всё.

Но вдруг вечером ко мне в гости являются все девочки седьмого класса, за исключением объяснившейся мне в любви, и сообщают: если я не отвечу Наде взаимностью, она может что-нибудь с собой сделать.

Я испугался. С любовью-то не шутят. Мои старшие сёстры влюблялись с пятого класса и любили довольно отчаянно. Не зря же в нашем селе самой модной песней была:

Коробочку спичек достану и в тёплой воде размочу,
Стакан под подушку поставлю, записку на грудь положу.

Спички на самом виду в каждой хате. Надя устроит представление, а я буду крайний. Хорошо бы посоветоваться с моей мамой. После войны в неё влюбился великовозрастный ученик и пришёл в школу с противотанковой гранатой. У мамы четверо детей, голова болит, чем бы нас кормить, а этот вояка со своими чувствами! Но она как-то там его уговорила, и юный лямур помогал ей носить тетрадки в школу. Но мама сейчас далеко, а с директором школы, тем более с демоницей, о таком деле не посоветуешься.

Осталось идти за советом к колхозному парторгу Виктору Владимировичу. Он-то раньше работал учителем, а в колхозе по разнарядке райкома партии. Да и так мы симпатизировали друг другу.

Не откладывая в долгий ящик, отправляюсь в контору, которая через дорогу от школы. Выслушав мою историю, парторг рассмеялся:
– Что это вас так на чувства потянуло? Недавно узнал, что Наталья, которая ведёт младшие классы, залетела от директора школы и уехала на аборт в Запорожье. Теперь твоя очередь. Но если серьёзно, я тебя поздравляю. Значит, ученики признали тебя учителем. Завхозу любовных записок не пишут. Только не вздумай удрать из школы или ещё что-нибудь. Веди себя, словно ничего не случилось. А ещё лучше, подари ей надежду. Скажи, сейчас с ней даже разговаривать о любви опасно. Посадят. Вот когда исполнится девятнадцать, приду сам, если, конечно, дождёшься. Из армии любимого дожидается одна из десяти. Но там всего два-три года, да и невесты серьёзнее. А эти соплюшки перегорают, как электролампочки. Даже не стоит разговаривать. Это не о ванильно-сахарных барышнях, которых так любят показывать в кино, а о наших школьницах сказано: «И жить торопятся, и чувствовать спешат».

Владимир Викторович поднял глаза к потолку, словно хотел там что-то прочитать, и продолжил:
– Я знаю эту девочку. Мама у неё симпатичная, значит, и дочку Бог красотой не обидел. Даже если она тебе не очень нравится, топить её влюбленность, словно котёнка в проруби, не торопись. Поставь ответственной за мел и тряпку, или за стенгазету, или сделай старостой класса. Она будет на седьмом небе от твоего доверия. А ты её перед остальными похваливай. Глядишь, за месяц-другой и остынет. Пахать на коллектив – это тебе не в вишнёвом саду целоваться. У меня, когда работал в школе, таких поклонниц было три или четыре, ни одна не дождалась. Хотя одна мне нравилась. Даже очень. С другой стороны, для них это такой же урок, как литература или история с географией, даже важнее. Учатся любить. Помню, приехали два студента на практику, так девочки от пятого по десятый нарядились, словно Наташа Ростова на бал. Мы даже охнули, до чего у нас много красавиц!

Я передал своим друзьям разговор с Владимиром Викторовичем, затем сделал всё, как он советовал. Поговорил с Надей, назначил старостой класса и помощницей в работе с моими третьеклашками. Всё у меня и моих друзей получилось, как и предсказывал секретарь парткома. Кроме одного – волна любовных записок вдруг опала, как волна от цунами. Я такую волну видел сам. Прокатилась от Японии до самой Чукотки, в один дых подняла собравшиеся в порту пароходы – и сразу штиль.

Девочки моего класса, да и других тоже, приняли предложенные Владимиром Викторовичем правила игры, и больше любовных записок я не получал. Не получали и мои друзья.

Отметили новогодние праздники и поехали в Запорожье на зимнюю сессию. У нас с Сергеем всё как у всех: то хорошо, то удовлетворительно, а вот Алёшка отличился. Его даже пригласили провести уроки по истории у студентов дневного отделения. Неудивительно, что по возвращении в школу наш авторитет вырос до самого неба. Все требовали показать зачётки, жали нам руки, словно мы совершили какой-то подвиг.

Не поздравляла только Нина Степановна. То ли из-за заработков, которые мы отбили у неё своим появлением, то ли от зависти. Вокруг нас всегда гроздья детворы, а от неё шарахаются, как зэки от надзирателя. Когда мы с Сергеем рассказали в учительской, как Алёшку попросили заниматься со студентами, она брезгливо фыркнула и вышла в коридор. Все учительницы понимающе улыбнулись, а мы с Сергеем отметили очередную победу. Но напрасно.

Не все знают, что во время войны многие вояки явились в наши края в сопровождении низкорослых, но очень выносливых лошадок – мулов и лошаков. Мул рождается от ослицы и жеребца, а лошак – от кобылы и осла. Однажды я слышал рассказ коннозаводчика, который занимался разведением лошаков. Сами лошаки бесплодны, а случать кобылу с маленьким ослом дело хлопотное. Она просто его презирает. Приходится прибегать к хитрости. Строят изгородь и загоняют в неё полтора десятка кобыл и одного осла. Тот приходит в любовный азарт и начинает преследовать высокорослых дам. Те, понятно, уворачиваются, лягаются и даже кусаются, но одна неудачно легла, другая споткнулась, третья ступила задними ногами в ямку, а этот своего не упустит. Через месяц все кобылы жеребые, а через одиннадцать рожают юных лошаков.

Примерно так же поступила с нами и Нина Степановна. Полгода ходила, вынюхивала, с кем-то шепталась, а перед летними каникулами к нам нагрянула комиссия с полным портфелем разоблачений. Там всё о написанных кое-как поурочных планах, замене уроков прогулками и футбольными соревнованиями, а главное, о нашем обещании жениться на своих ученицах. Даже зачитали любовное письмо шестиклассницы Лены к Сергею. Нас предупредили о возможности изгнания из школы и исключения из института, директору выговор, самой Нине Степановне для отвода глаз замечание…

В тот же день мы с Алёшкой подали заявления на расчёт и уехали в райком, где набирали комсомольцев для отправки на БАМ. Сергей остался. У него болела мама, и так далеко отрываться от дома побоялся. Комсомольский секретарь полистал наши зачётки и сказал, что на БАМ добровольцев хватает и без нас. Если уж ехать, так на Чукотку учителями Красной яранги. Кататься от стойбища оленеводов к стойбищу и обучать местных детишек грамоте. Расстояния, конечно, немаленькие, но если согласимся, премия – снегоход. Мы и согласились.

Лет через десять я приехал в отпуск и заглянул в нашу школу. Ни директора, ни демоницы в ней уже не было. Он ушёл на пенсию, она – на повышение. Но вот Сергей на месте. Директорствует! Мне, конечно, обрадовался, потащил в гости, а там хозяйкой – когда-то написавшая ему письмо шестиклассница Елена! Дождалась!