Следы преступления
02.11.2020 00:00
Поросёнку понравилось, велел передать спасибо

Следы преступленияКто сказал, что на земле нет ангелов? Есть, это маленькие дети. Образец перед вами: лично я до подросткового возраста была сущим ангелочком, тихим и послушным. Не толкалась и не дралась, не была жестока, как многие ровесники, не отрывала букашкам лапки.

В детском саду меня очень любила воспитательница Елена Николаевна. При встрече с мамой она плачущим от восторга голосом причитала, что никогда за 35-летнюю практику у неё не было такой славной, удивительной, умненькой девочки. Господи, куда это всё потом подевалось?

Моя мама, как все сельские учительницы, была загружена работой по самую макушку. Помню, однажды я заглянула в спальню. На кровати лежала гора сухого чистого белья – на большую семью из шести человек, – мама сняла его с верёвки, а разложить по шкафам и комодам не успела, убежала в школу на собрание.

Я принялась сортировать, разглаживая ладошками и аккуратно складывая в стопки: рубашки к рубашкам, полотенца к полотенцам, простыни и пододеяльники встряхивала как паруса, расстилала на полу и ползала по ним, чтобы сложить пополам, потом ещё раз пополам. Хорошо, что не додумалась включить утюг.

Закончила, но чего-то не хватало, какого-то окончательного штриха, выразительной точки. На вырванном из тетради листе крупно написала: «Мама, теперь я буду всегда тебе помогать!» Водрузила послание на самую высокую стопку белья.

Вечером мама лукаво сказала за столом:
– Кто-то мне сегодня написал очень хорошее письмо, – и посмотрела на меня.

И все посмотрели, а я покраснела от удовольствия, как свекольная окрошка, которую мы ели.

Меня, восьмилетнюю, часто оставляли дома, пока семья ездила в лес за грибами-ягодами. Когда все возвращались, их гарантированно встречал свежевымытый чистый дом. Старательно вытряхнутые половички, ваза с полевыми цветами на телевизоре. Для полноты картины я красиво драпировала шторки. Ходила по влажным половицам, наслаждалась. Однажды подумала: время есть, чем бы ещё порадовать домашних? А вкусненьким! Например, блинами. Просто и быстро.

Густоту болтушки из муки, молока и яиц я примерно представляла. А вот соды сколько? Её кладут для пышности, стало быть, чем больше, тем пышнее. Чайную ложку? Мало. Лучше столовую, и не одну, а две с горкой. Нет, лучше три. Сыпала, предвкушая мамину похвалу: «Ну дочь, ну умница! Всю жизнь пеку, а такие воздушные не получались».

Блины выходили красивые, ноздреватые, с хрупкими кружевами по краям, жалко даже пробовать. Я и не пробовала, складывала стопкой, пускай моим ягодникам-грибникам больше достанется. Потом всё же решила съесть один – и едва отплевалась. Этот гадкий вкус соды не могу передать, меня аж перекосило. Следовало немедленно избавиться от следов преступления, уничтожить, разорвать на кусочки, скомкать – и поросёнку в помои, туда их, он и не то ест.

А тут треск мотоцикла под окнами, и усталая, весёлая, говорливая семья вваливается с полными бидонами и корзинками.

– Даже на улице пахнет. Чем нас маленькая хозяюшка порадует? Ух ты, блинчики с пылу с жару!

Моё перо слишком слабо, чтобы описать дальнейшее.

У нас была легендарная «Книга о вкусной и здоровой пище». Мы листали её богатые золотые, серебряные, вызывающие обильное слюнотечение картинки, выкрикивая: «Чур, моё!» – «Нет, моё, я первая сказала!» Ещё были журналы «Крестьянка» и «Работница», настольные и отрывные календари с непременными рецептами.

– Мама, можно я что-нибудь испеку? Ну пожалуйста!
– Только продукты переведёшь, – осторожно оценивала мои возможности мама.

Папа, вечный заступник, сказал своё веское слово, и я принялась за бисквит, каждую минуту сверяясь с журнальной вырезкой. Добела протёрла с сахаром яичный желток. Белок взбила, чтобы крепкая пена не падала с вилки. Мука, масло…

Беда в том, что у нас была не духовка с заданной температурой, а русская печь, рассчитанная на простые суровые пироги. Я то и дело сдёргивала заслонку и лезла головой в жерло, словно Баба-яга: как там мой Лутонюшка, доходит ли до кондиции?

То есть устраивала температурные перепады, чего делать категорически нельзя. В результате мой «Лутонюшка» не пропёкся, тяжело осел. Вместо пышного высокого сухого бисквита – я уже и тарелку приготовила, и братья успели заранее поссориться за первый кусок, – так вот, вместо бисквита в сковороде пузырилась и чмокала сладкая яичница. Мама передала: поросёнку понравилось, велел сказать спасибо.

Такое же фиаско меня постигло, когда я пыталась сотворить торт «Птичье молоко» – получилась липкая манная каша и даже хуже. Пирожные безе у меня превратились в чёрные, пригоревшие, горькие на вкус блямбочки. С трудом отскоблили их с противня и вывалили во двор курам.

Да, с выпечкой у меня не очень. А наготовлю-ка я «петушков»! Так у нас назывались леденцы на плохо струганных палочках. Как жгут сахар, я видела – мама им лечила нас от кашля. После нескольких попыток я достигла золотой середины: чтобы сахар на дне кружки не превращался в рыхлую мутную помадку, но и не становился горьким.

Теперь формочки. Рискуя обжечься, я тонкой струйкой разливала огненную прозрачную жижицу во всевозможные фигурные бутылочки и баночки. Важно, чтобы посудинки не полопались, а ещё надо придумать, как извлечь застывший леденец. Ну да ничего, разобью папиным молотком эти набранные формочки.

– Набранные где? – насторожилась мама.
– В лесу.

Тогда мусорные контейнеры существовали только в городах. В сельской местности подразумевалось, что отходы утилизируются сами собой. Тем не менее, гуляя в окрестностях деревень, уже тогда можно было наткнуться на маленькие стихийные свалки.

Лично я набрела на клондайк, на Сезам, на хрустальную мечту любой тогдашней девочки. В лесу за больницей лежала гора драгоценных пузырьков, кривых каких-то трубочек, колбочек… Скорее набрать полные карманы звенящих стеклянных сокровищ.

– Господи! – ахнула мама, рассматривая широкогорлую баночку с моим «петушком». На полустёртой этикетке значилось: «Моча, анализ. Больной Гудочкин, 63 года, цистит». Сначала мама потащила меня мыть руки, а потом под мой рёв сгребла «формочки» и унеслась – возвращать находку на медицинский клондайк, а заодно разобраться с главврачом, который «допустил такое безобразие, ведь здесь и дети ходят».

Хорошо помню мой винегрет – на 8 Марта он вызвал шумный восторг. На блюде лежало произведение искусства: горка винегрета, нарядно украшенная морковными звёздочками, свекольными шестерёнками, луковыми колечками. Каждый, кто видел, ахал, есть такую красотищу было жалко. Но есть и не получалось, разве что с хрустом грызть, ведь морковь и свёкла были сырыми. То, что их надо варить, мне в голову не пришло. Винегрет украшал центр стола несколько дней как натюрморт, как прекрасный кулинарный муляж. Потом овощи побледнели, скукожились и пошли на корм кроликам.

Так и получилось, что первыми ценителями моего кулинарного таланта стали домашние питомцы. Они благодарно кудахтали, лаяли, хрюкали, щекотно слизывали мои горючие слёзы разочарования шершавыми языками, заглядывая в глаза и выпрашивая: дай ещё!

Хотелось бы закончить воспоминания словами: «Сегодня Нина Николаевна известный и уважаемый в городе шеф-повар. Её блюда не раз занимали призовые места на областных конкурсах». Так нет же, я работаю в сферах, очень далёких от поварского искусства. Дома готовить люблю, но не фанатично, без изысков и экспериментов.

Нина МЕНЬШОВА
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №43, ноябрь 2020 года