– Сергей Ростиславович, вы поселились, пожалуй, в самом живописном месте Подмосковья. Из окна – вода-вода…
– Да, у нас из окна видны водохранилище, канал имени Москвы, летом по нему проплывают теплоходы. Канал был построен, чтобы обеспечить столицу СССР водой, для этого сюда пустили волжскую воду. Ведь Москвы-реки для такого огромного мегаполиса недостаточно. Раньше люди думали о будущем, мыслили на годы вперёд, поэтому строили водохранилища. А места тут очень красивые. Я питерский человек, без воды не могу, поэтому хотел, чтобы окна выходили на канал. Это меня радует и успокаивает.

– Я читала, что у вас золотые руки: сами машины тюнингуете, сами дом построили. Это правда?
– Тяжёлую работу одному не сделать. Но мне действительно нравится работать руками. Я с детства занимался авиамоделированием, на моих моделях выступали даже мастера спорта. Есть у меня к этому тяга, руки заточены как надо. Однажды топором вытесал Буратино для своего итальянского брата. Я его называю братом, потому что мы очень давно знакомы, он хороший, умный человек, венецианец. Как-то раз мы с ним задались вопросом, почему российские дети любят Буратино, Чиполлино, а итальянские к ним безразличны? Да просто у них очень маленькие Буратинки! И тогда я говорю: вот сделаю тебе нормального Буратино! И сделал ростом где-то полметра.

– Вы как папа Карло.
– Именно! Я снял фильм, как всё это производил. Ставил камеру, топориком рубил ручки, ножки. В общем, втянулся.

– У вас в роду донские казаки, а кое-кто даже жил во Франции. Расскажите об истории вашей семьи.
– Французские родственники – это по папиной линии. После революции три моих прадеда уехали, так что родственники есть и во Франции, и в Америке. В том числе и предки донских казаков.

– Вы восстановили историю своей семьи аж до 1812 года, до войны с Наполеоном!
– Да. Но я не обращался в инстанции, восстановил всё по рассказам деда. Другой дед долго жил на юге Франции, и теоретически мы могли увидеться. Ещё в советское время я впервые поехал во Францию, «Землян» тогда выпустили. Я просил дать мне адрес этого деда, ведь он был ещё жив. Состоятельный дядька. Но родственники мне не дали, опасались, что попаду из-за этого в какую-нибудь историю.

– Ваша мама – врач, к сожалению, она рано ушла из жизни. Вас, как вы говорили, «подняла бабушка». Она – ленинградка, пережила блокаду. Рассказывала об этом?
– Она меня жалела и не хотела тревожить детскую душу. Но кое-что я помню. Семья выжила за счёт того, что бабушка работала в гастрономе. Он находился на углу на площади Восстания, как приезжаешь в Питер, сразу с Московского вокзала виден с правой стороны. Бабушка там работала на выдаче хлеба. После разрезания оставались крошки, хотя даже эти крошки собирали, чтобы набрать положенные 125 граммов. Ещё тогда варили столярный клей. Во всём Ленинграде пропали птицы и звери…

А моё детство прошло в Ленинграде шестидесятых, и воспоминания об этом – самые светлые. Я безбоязненно ходил в магазин с деньгами и запиской от родителей. В нашем магазине «Пролетарий» было всё, включаю икру! Прилавки ломились. Меня гладили по головке, продавщица выдавала товары по списку, потом отсчитывала сдачу. «А спички, – говорила, – я тебе не дам. Опасно. Скажи маме, чтобы спички больше не писала». Это какой-то был рай на земле – вот таким я помню детство.

– Какое самое яркое воспоминание?
– Пионерский лагерь. Моя бабушка, как и все, жила в коммуналке, а в том же доме, в другой коммуналке, проживал директор ликёроводочного завода. Он и организовывал мне путёвки в лагерь. Это за Всеволожском, в том месте, где Нева вытекает из Ладожского озера. Потрясающее время. Я же был безотрядник. У меня сначала мать работала в лагере, потом бабушка устроилась, так что я находился под их крылом. А позже приезжал туда уже пионервожатым на всё лето. Если абстрагироваться от идеологии, то пионерлагеря – это вообще сказка. И семье удобно, можно на лето отдать ребёнка, а самим отдохнуть. И абсолютно бесплатно! Не то что нынешние поборы. Питание – отличное, спортивная программа, концерты, костры. Детей это так сплачивало! Хотя случалось разное. Помню, когда работал пионервожатым, дети играли в казаки-разбойники и однажды взяли меня в плен… В общем, о таком сейчас только мечтать можно.

– Помимо пионервожатого, вы ведь в юности ещё и каменщиком работали, и дворником? И вам даже довелось пасти коров.
– Коров я пас три месяца в Лодейнопольском районе Ленинградской области. И это вам не в каких-нибудь Альпах на лужайке. А в тайге! Сто двадцать две коровы, их надо целый день гонять по лесу. А попал туда от предприятия, нас тогда всех отправляли в колхозы «на картошку». Затем всех распределяли, и мне досталось стадо.

– А параллельно с производством занимались музыкой?
– Я работал в команде, которая постоянно меняла название: сначала «М-2103», потом «Апрель», потом «Какаду». И в конце концов распалась. Все стали думать: что дальше? Некоторые музыканты пошли работать в кабак, а кто-то отправился на большую сцену.

– И вы ушли в «Земляне»?
– Да, это 1979 год. Так поменялась моя жизнь. В «Землянах» я работал до 2009-го.

– В восьмидесятые вы объездили весь Советский Союз. Молодое поколение, к сожалению, мало знает об этой стране.
– Публика была гораздо лучше. Это сейчас зрители улюлюкают, что бы там на сцене ни играли. Им всё нравится. А тогда можно было элементарно получить помидором или яйцом в глаз, если не понравилось. И всё, естественно, исполнялось вживую. Иные варианты даже не обсуждались.

– Если сравнивать жизнь в Советском Союзе и современность, в чём основная разница?
– Я – совок. Очень сожалею, что уничтожены все положительные моменты, которые были при Советах. Не всё надо было окончательно рубить, достаточно было просто подреставрировать. Хотя наш президент – это лучшее, что могло случиться после всего, что мы пережили. Но ему стоило бы обратить внимание и на социальную политику, поднять уровень жизни народа.

Мой итальянский брат, например, хочет переехать в Россию. Он умный человек и всё прекрасно понимает. Если в Италии у человека проблемы со здоровьем, то надо долго ждать своей очереди, прежде чем тебя примет врач. За это время можно покинуть белый свет. А в России такие проблемы решаются «на раз». У моей жены подруга из Испании приехала сюда лечиться и обалдела, как быстро ей всё сделали. Что с Европой творится – какой-то ужас! Когда я последний раз был в Германии, то удивился: это уже не Германия, а Арабские Эмираты. Я уж не говорю о Париже, Лондоне.

В России есть минусы, но гораздо больше плюсов. Надо только подтянуть социалку до такого уровня, какой был при Советском Союзе. Чтобы студенты получали стипендию и могли на неё прожить. И тогда все бы учились в своей стране, а не ездили за границу получать образование! Вот мой сын Сергей учится в Чехии, он «профессор», четыре языка знает – русский, чешский, английский, немецкий. На чешском языке учится, экономику изучает. Я – математик-программист, оканчивал Ленинградский техникум морского приборостроения. Мне даже представить трудно, как он учится на чужом языке. И зачем мы парня отпустили?.. Даже виноватым себя чувствую.

– А после окончания учёбы он планирует работать там же?
– Нет, конечно. Чехи сами мечтают свалить оттуда в Германию. Так что моему сыну в Чехии точно делать нечего. Ему либо в Россию, либо в Германию. Он – человек мира.

А вот я состою в чёрных списках и теперь не могу ездить на Украину. Якобы представляю собой угрозу украинскому народу. Не знаю какую. Там странные личности стоят у власти, и народ, к сожалению, за них голосует. Я любил эту страну, а сейчас не знаю, как мне там людям руку жать. Пожмёшь, а потом будешь думать: а этот человек не бандеровец? Понимаете, да? Даже если когда-нибудь приеду на Украину, не смогу там за руку здороваться.

– Однажды вы сказали, что в советское время за месяц давали сто двадцать концертов.
– Вы можете себе это представить?

– Не могу.
– Вот и я сейчас не могу. Но такое было. От Краснодара до Севастополя мы проехали дней за сорок. По три концерта в день. С утра до вечера. Не знаю, как такое возможно. Но у нас всегда был второй вокалист, ведь нельзя же больше месяца орать целыми днями, это физически и психологически нереально. Тридцать концертов в месяц у нас даже не считалось за работу. Тридцать концертов мы давали только в одном городе за десять дней. Это была бешеная популярность. В одном только СКК в Питере на наши концерты каждый день приходило тринадцать тысяч человек! И мы дали там тридцать два концерта, побив все рекорды – и Пугачёвой, и Антонова, и «Машины времени».

И ведь у меня было очень много друзей в каждом городе. Вот я особенно хочу поехать в Узбекистан, там осталось много знакомых. Люблю узбекскую кухню, да и вообще кухню наших народов. Когда мой итальянский друг приезжает в Москву, то говорит: «Я прожил жизнь, но ничего лучше русской кухни не знаю, это можно с ума сойти!» Отвечаю: «Пойми, она не русская, а советская. В ней собрано лучшее, что создали народы СССР». Я вам скажу, вся эта французская, итальянская кухня всего лишь хорошо распиарена. Знаю много иностранных музыкантов, которые в восторге от нашей еды.

– А какое у вас любимое блюдо?
– У меня много! Я очень хорошо готовлю, и жена очень хорошо готовит, с меня взяла пример. Лучше её борща я ничего не ел в целом мире! Гороховый суп. Щи – свежие и кислые. У них же в Европе нет такого! У них какая-то протёртая херня. А мне нужен кусок мяса. Мы целый месяц работали у Пьера Кардена и питались в его ресторане. Я просто обалдел! Выковыриваешь из блюда какие-то куски, потому что всё залито невкусным соусом. Зачем мясо портят? Но – распиарено. В Венеции мы с женой поели на 230 евро. (20 тысяч рублей.) И переглянулись – что это за серая каша? И за это деньги ещё берут? У нас на Кавказе берут свежее мясо молодого барашка и делают из него шашлык. Всё. А вкуснятина какая! Я своему другу-австрийцу показал коптильню. Когда он приезжает, беру огромную сёмгу, такую рыбу здоровенную, размером со стол. И копчу. Они все в обморок от одного вида падают.

– Расскажите о своей супруге Альбине, вы вместе уже больше двадцати лет.
– Во-первых, она красивая, во-вторых, умная. Она преданная и не терпит предательства. Мне повезло, короче говоря. За что она ни берётся, всё у неё получается. Весь наш дом в картинах. Она вдруг села и начала рисовать. Когда первый раз мне прислала по телефону фотографию, я не поверил, что сделала это своими руками. Она прекрасная мать. Дети у нас замечательные – сын и дочь. А ещё у меня от первого брака дочь Янка. Она тоже называет Альбину матерью. Такая у нас история. «Мамкой» зовёт. У Яны две дочки, две моих внучки.

– Ваш сын Сергей учится в Чехии, а младшая дочь?
– Мария – стоматолог и врач-гигиенист. Работает в центре Москвы в какой-то охрененной стоматологической клинике. Появился у неё хороший парень, который нравится и мне, и моей супруге.

– То есть и Маша живёт не с вами?
– Они все взрослые, уехали. Никого дома нет. У нас есть только кот. Зовут Пафнутий. Альбина его привезла из Оптиной Пустыни. Там батюшка коробку с котятами вынес на улицу, они и разбежались. Альбина подняла котёнка, хотела положить обратно, а батюшка говорит: «Нет, матушка, это теперь ваш!» Вот так кот оказался у нас. Ну а какая жизнь без кота? У него есть ещё вторая кличка – Каксын. Один человек в интернете написал, что в детстве слушал песню «Земля в иллюминаторе» и думал, что там есть такие слова: «Каксын грустит о матери, грустим мы о Земле, она одна». В общем, песня о грустном казахе. Вот так у Пафнутия появилась вторая кличка – Каксын.

– «Трава у дома» – официальный гимн российских космонавтов. Много лет вы по традиции 12 апреля приезжаете в Звёздный городок, бывали на Байконуре, в Плесецке, дружите с космонавтами. Правда, что у американцев нет космического гимна и потому они взяли наш – «Траву у дома»?
– Был какой-то полёт с участием американской девушки-космонавта. Я присутствовал на старте. Она там что-то своё исполнила, ну а я потом запел «Траву у дома», и все, естественно, подтянули.

«Трава у дома» – это хит, тут ничего не поделаешь. Его даже в детском саду поют. И всё-таки «Земляне» – не группа одной песни. Сколько песен написал я, сколько – Игорь Романов! Просто так выстрелила «Трава у дома», что затмила всё. Но люди помнят хиты «Красный конь», «Прости, Земля», «Каскадёры»… То есть у нас большая история.

– С 2009 года вы ушли в свободное плавание. У вас началась не зависимая от «Землян» сольная деятельность. Расскажите о ней.
– Ничего не изменилось. Я каким был, такой и есть. Просто я уже спел все эти песни, и что мне делать дальше? Моё выступление иногда заказывают даже друзья. Среди того «нафталина», который сейчас присутствует на эстраде, я высокооплачиваемый специалист. У меня разная музыка. Хотя терпеть не могу то, что у нас называется «шансон», и ничего не понимаю в рэпе. Какое отношение белые парни имеют к чёрному рэпу? Не разберёшь, что они там балаболят…

Говорят, я неплохо пою. Лена Преснякова из «Самоцветов» однажды обо мне сказала: «Нам на сцене приходится подтанцовывать, а этот вышел, рот открыл – и всё сделано».

– Верно! Энергия в вас, сила какая-то, невозможно не влюбиться!
– А многие, отработав на эстраде всю жизнь, так и не поняли, для чего на неё выходят. Я считаю, если у тебя зал не встаёт, значит, всё было неправдой. Да, многое можно объяснить харизмой артиста. Но главное, чтобы после твоего концерта человек лишался дара речи.

– В одном интервью вы сказали, что «главное в жизни – соблюдать заповеди Божьи». Я думала, вы рокер, байкер, а в этом разговоре оказались человеком, стремящимся к гармонии и спокойствию.
– Да, я стремлюсь к спокойствию. Поэтому, наверное, меня так волнует то, что происходит в мире сегодня. Я поддерживаю внешнюю политику нашей страны и тоже считаю – «лишь бы не было войны». Такая большая страна должна быть сильной. Вот и смотрю, чем же всё это закончится. Ну очень хочется дать кое-кому по рогам. Одна держава, считающая себя великой, уже не только в нашем дворе устроилась, а того и гляди в спальню к нам полезет.