1969 год, 6 июня. В этот день Николай впервые проводил меня. Мне 17, только что окончила школу. Ещё с 13 лет я обращала на него внимание, но он старше на пять с половиной лет, поэтому слишком взрослый для меня. А в 16 однажды шла по улице, а он спускался по ступенькам из магазина – до сих пор помню, как меня словно током ударило. Возникла уверенность: что-то у нас будет с этим парнем.

И вот 1969-й. В то время бешеной популярностью пользовался певец Муслим Магомаев, в него была влюблена, наверное, половина женщин СССР. А у Николая тембр голоса похожий, да ещё он немного подражал артисту. К тому же у него был магнитофон, как мы называли, «бродячий» – можно носить в руках, такой тогда в нашем маленьком городке имелся только у него. Оттуда доносились песни Тома Джонса, Высоцкого… В общем, устоять невозможно.

Отношения развивались сложно. Сейчас-то я понимаю, что Николай тогда находился в расцвете своей сексуальности, а меня, если приду домой после десяти вечера, наказывал отец.

Год и четыре месяца у нас не было сексуальных отношений с Колей. Да, он меня уговаривал, но в то время существовало такое представление, что если парень переспит с девушкой до свадьбы, то обязательно бросит её. Поэтому я изо всех сил держала оборону. Надо отдать должное Николаю – силой не брал, хотя и настаивал на близости.

В октябре 1970-го, в мои почти 19 лет, наконец между нами всё произошло. Но, видимо, я слишком долго мариновала Николая, он начал устраивать свою личную жизнь и помимо меня.

И вот в январе 1971-го подруга, вернувшись с танцев, сообщила, что одна девушка пригласила Колю танцевать, и тот согласился, а потом повёл её к себе домой со всеми вытекающими. Надо сказать, девушка та была очень эффектная, хорошо и модно одевалась, ей 21 год, но уже побывала замужем, имела двухлетнюю дочь. В общем, Коля стал общаться с ней, а я со своей «обороной» осталась ни с чем.

Сколько спорят о том, когда можно лечь с мужчиной – после первой, пятой, десятой встречи… А я теперь уверена: всё зависит от того, насколько вы запали друг на друга. Дальнейшая жизнь только подтвердила это.

Как-то раз в конце апреля я стояла на автобусной остановке, а Коля шёл мимо с двумя друзьями. Он что-то им сказал, те меня подхватили под руки и повели в сторону его дома. Я сопротивлялась, понимая, что он встречается с той девушкой, но сердце рвалось к нему. В ту ночь я осталась у него, а дальше – драма.

В июне случился сильный токсикоз, и я поняла, что беременна. Сказала маме, та, естественно, была не в восторге. К тому же годом раньше наш отец ушёл от неё к другой женщине, на 17 лет моложе. Понятно, мама переживала удар судьбы, а тут такое.

Мама не была обделена красотой, быстро нашёлся сожитель, Петя, но она его не любила, сошлась, только чтобы досадить моему отцу. У Пети был знакомый гинеколог-мужчина. Мама начала давить на сожителя, чтобы поговорил с врачом об аборте.
Сейчас я признательна этому Пете: в отличие от мамы, он отговаривал меня от такого шага, убеждал: это твоя первая беременность, если потом не будет детей, станешь меня проклинать. Нет, только не его.

22 июля 1971 года гинеколог поставил мне срок – 12–13 недель. Но мама продолжала давить на Петю. И вот 10 августа я пришла с работы, а она говорит: завтра к девяти утра тебя ждёт гинеколог.
Этот день – самая большая беда в моей жизни.

Вот год назад я лечила глаза, так мне какие только анализы не делали: общий, клинический, на сахар, на свёртываемость крови. А тогда зашла в кабинет без всяких обследований – на столе лежат инструменты, накрытые серой тканью. Я не издала ни единого звука, поскольку понимала, что сама виновата. И только стопы крутились от боли, то по часовой, то против часовой стрелки. Ни о каких обезболивающих не шло и речи.

Потом положили в палату. Было сильное кровотечение, ведь срок большой. Теряла сознание. Помню, соседка махала надо мной газетой, приводя в чувство. Но ни врач, ни медсестра не подошли ни разу. Впрочем, таково в те времена было общее отношение к «грязным» женщинам – тем, кто забеременел вне брака. Не знаю, как сейчас, а тогда часто бывало так: вот приходит незамужняя рожать, больно, кричит, а ей медработники говорят – мол, как под мужика ложиться, всё нормально, а тут орёшь.

Вечером, пьяная от слабости, поплелась домой. Никто, конечно, не встретил. Дали неоплачиваемый больничный на неделю. Но я работала официанткой в санатории, там работа сезонная, до середины октября, так что неделю в августе пропускать никак нельзя. И вот уже через два дня пошла на работу. Да так натаскалась, что вечером стало плохо. Приехала «скорая», сделали укол.

Спросите: а что же Николай, почему я советовалась не с ним, а с мамой? Я сказала ему всё сразу. И он, узнав о моей беременности, успокоил: «Ну что же, будем нянчить».

А через несколько дней иду по улице, а он с этой своей девушкой мне навстречу. Поравнявшись с ними, я левой рукой дала ему мощную оплеуху, сама не ожидала от себя такой прыти, даже ладонь потом горела.

В марте 1972 года я уехала в Волгоград и вот уже полвека живу тут. Коля женился на той девушке, она родила ему дочь, потом они довольно быстро развелись, она жила с другим, а в 1979-м разбилась в аварии, ей не было и тридцати. В той автокатастрофе погибло пять человек.

В 1983 году я приехала к маме, и она сказала, что Коля зачастил к нам в гости. И действительно, вскоре он встретил меня и спросил: «А помнишь, как ты дала мне по морде?» Хорошо, что запомнил на всю жизнь.

Это был наш последний разговор. В ноябре 1992-го в какой-то драке Николаю разбили голову, он пришёл к себе домой, заперся и умер в одиночестве в 46 лет.

А я долго и нудно лечилась от всяких воспалений, возникших в результате аборта. Личной жизни никакой. В 30 встретила мужчину похлеще первого – занимался рукоприкладством. На мой вопрос – за что, отвечал: было бы за что – убил бы. Через три с половиной года, получив однокомнатную квартиру, я немедленно унесла от него ноги.

Теперь вот слушаю психологов, выступающих по телевидению, и понимаю, что жила с психом и самодуром, который самоутверждался за счёт женщины. Он тоже умер 13 лет назад, а его жена годом раньше – не удивлюсь, если допёк.

В 35 я впервые вышла замуж, муж на полгода моложе. Всем хорош, в быту помогал, любил поесть, но умел и приготовить. Бывало, прихожу на полчаса или час позже обычного, а у него всё шипит, скворчит на плите. Чистоплотный необыкновенно, я брала тряпку реже, чем он.

Так продолжалось три года, а затем он начал пить. То есть пил и раньше, но при мне держался, а тут пошли недельные запои. В свой последний год он из-за пьянства сменил четыре места работы. В марте 1995-го после 16-дневного запоя умер в реанимации.

Вот уже больше четверти века я одна. Кто в этом виноват? Колю я прощаю, всё же делать аборт или нет – это мой выбор. До сих пор любовь к нему занимает большую часть моего сердца. А вот что касается мамы, которая, узнав от меня о беременности, даже не поинтересовалась сроком, которая не запретила мне через день после аборта выйти на работу… После этого я неоднократно лежала в больницах с кровотечениями, а она недоумевала: «И чего ты всё ходишь по этим врачам?» А однажды бросила мне: «Хорошо, что у тебя нет детей». Ох как мне хотелось ей ответить!

Она умерла летом 2017-го, в 89 лет. Последние годы жила у меня в Волгограде. Раз или два я упрекнула маму: вот, ты меня тогда не поддержала, а теперь используешь как сиделку – приехала ко мне, а не к сыну и снохе.

Чувствую себя совершенно одинокой. Ни детей, ни родственников, никого. Мамину нелюбовь я чувствовала всегда. Брат привёл в родительский дом женщину с двумя детьми, затем они родили третьего, общего. После смерти брата мама не побеспокоилась, чтобы доля досталась и мне. Сноха быстро сошлась с другим мужчиной и стала жить там с ним. По сути, моя мать подарила дом чужим людям, а мне, дочери, достались её старческая деменция, подгузники после инсульта, похороны и одиночество.

Сейчас моему ребёнку могло быть уже пятьдесят. Горюю о нём каждый день. Думаю, кому оставить свою квартиру. С удовольствием бы завещала её какой-нибудь женщине с ребёнком, со сложной судьбой, как у меня. Но ведь только дам объявление – сразу слетятся проходимцы.