Ночная музыка пружин
20.09.2012 00:00
Жёны рыбаков загоняли её палками обратно в воду

Ночная музыка пружин– Извините, вы не скажете, который час? – спросил его молодой парень возле кассы кинотеатра «Ленинград».
– Ровно два.
– А не одолжите мне три рубля? – парень искательно посмотрел на него.
– А если бы сейчас было четыре, ты бы у меня пятёрку попросил?



Стоявшая в очереди позади него молодая женщина прыснула, и когда он с интересом обернулся к ней, спросила:
– Вы это прямо сейчас придумали?
– Нет, я обычно с утра заготавливаю пару таких шуток, а потом просто поджидаю удобного случая.

Он взял несколько билетов на фестиваль французских фильмов, отошёл от кассы и, не торопясь, начал рассматривать афиши. Краем глаза заметил стоявшую рядом смешливую даму. Разговорились, обсуждая кино, и неспешно двинулись в сторону Литейного проспекта.

Инна сказала, что работает реставратором в мастерских Эрмитажа. Он не слишком разбирался в искусстве. Пожалуй, единственное, что ему нравилось, – эротическая графика, фривольные открытки и фотографии начала века. Он наслаждался смущёнными выражениями лиц полураздетых и обнажённых натурщиц. Их наивно-игривые позы и застенчивые улыбки были так непохожи на агрессивную современную эротику, которой он откровенно побаивался.

Они стали часто встречаться у неё дома, в комнате коммунальной квартиры на 8-й Советской улице. Один раз, в самом начале знакомства, когда они трое суток провели, не выходя из дома, соседка тётя Тося постучалась к ним в комнату и протянула целую миску еды – картошки, колбасы, варёных яиц.

– Вам же теперь прописан постельный режим, – пошутила она, используя терминологию больницы, где работала санитаркой.

Все вечера проходили у них с Инной под негромкую магнитофонную музыку. Неторопливо крутились бобины «Яузы»: Городницкий, Кукин, Клячкин, Новелла Матвеева, Ада Якушева:

Хватит ли сил мне,
Не хватит ли сил –
Я не хочу, чтобы ты уходил.


По ночам Инну смущал прозаически-ритмичный скрип пружин кровати – она боялась, что соседям всё слышно. Поэтому магнитофон не выключали и ночью.

Для реставрации картин требовался спирт. Часть его перетекала и на 8-ю Советскую. Он научился пить неразбавленный спирт, запивая его водой. Главное – не сделать вдоха между тем и другим. Однажды он забыл об этом и надолго потерял голос: обжёг связки. Много курили, любили болгарские с фильтром, но когда их не было – обходились «Примой».

Забредала на огонёк двоюродная сестра Инны из Зеленогорска, следователь районной прокуратуры. Иногда с молодыми смазливыми сержантиками. Сидя за столом, не отрываясь от тарелки, сестра вела по телефону срочные служебные разговоры:
– Труп голый сфотографировали? А откушенный член сняли отдельно?

Нередко приходила в гости Иннина подруга – театральная костюмерша. Приносила новые театральные байки и сплетни. Часто её сопровождал очередной поклонник, почему-то обычно он оказывался чтецом-декламатором. Декламатор читал им часов до двух Ахматову, Гумилёва, Пастернака, а потом оставался вместе с костюмершей до утра. Двойную музыку пружин магнитофон уже не заглушал, приходилось стаскивать все матрасы на пол: паркет скрипел не так громко.

Сама Инна была отчаянной до безрассудства. Надев обычные беговые лыжи, смело мчалась с головокружительных, почти отвесных круч. Много раз летела кувырком. Однажды упала и оказалась в больнице, еле вправили два позвонка. Ходила одна на байдарке по рекам. Загорала голой на берегу. Почему-то именно к этим местам постепенно стягивались рыбацкие лодки, надеясь, наверное, на хороший клёв. Но жёны местных рыбаков, не веря в такие приметы, несколько раз палками загоняли Инну обратно в байдарку и с силой отталкивали от берега.

Когда он сильно заскучал по ней во время её байдарочных скитаний, то дал, как они договаривались, телеграмму в Дубоссары, где была конечная точка маршрута. Телеграмма начиналась словами: «Удручённый разлукой…» Телеграфистка заметила снисходительно:
– Неужели так плохо? – она внимательно посмотрела на него и улыбнулась.

Но ему никто тогда не был нужен, хотя и подруги Инны проявляли к нему интерес. В то время он был непреклонен.

Промучился лето, а осенью-зимой снова сидели у неё дома или ходили по гостям. Когда домашние вечерние посиделки начали надоедать, стали захаживать в театры, бывали в кафе, недорогих ресторанах. Сидя за столиком, нередко скандалили. Ему не нравилось, как она запросто обращается с просьбами к мужчинам за соседними столиками, развязно шутит с официантами. Когда она, обидевшись, уходила, к нему подсаживались доступного вида девицы, сочувствовали и оставляли бумажку с номером телефона. Он этим почти не пользовался, но телефоны почему-то хранил долго.

Комната в коммуналке принадлежала мужу Инны, с которым она всё разводилась, но каждый раз не до конца. Возвращаясь из очередной геологической партии, муж останавливался у своих родителей на Старо-Невском, но иногда заглядывал и на 8-ю Советскую. Чтобы с ним не встречаться, они объезжали знакомых. Ночевали в каких-то закоулках и полуподвальных комнатках. По выходным отправлялись в простаивавшие зимой загородные базы отдыха и пионерские лагеря, где за бутылку их размещал очередной сторож. Летом ездили на озеро, где находилась лодочная станция, там же можно было взять напрокат и палатку – на случай дождя и для защиты от любопытных соседей.

Самым тяжёлым испытанием для них оказались посещения чужих свадеб. Особенно после её очередного аборта, которых сделано было немало. На свадьбах Инна каждый раз прилично напивалась, заигрывала с официантами, грозилась уйти с кем-нибудь из них домой. На обратном пути приходилось тащить её силой, иногда даже бить по щекам, чтобы привести в чувство.

Инна в самом начале романа дала ему ключи от квартиры, и он иногда приходил туда раньше неё. Готовил что-нибудь необычное, ремонтировал радиоприёмник или магнитофон, читал книги. Пару раз прождал её в квартире до утра, она так и не пришла.

Он начал встречаться с другой девушкой. А Инна вскоре вышла замуж за офицера, направлявшегося служить в ГДР. Через два года с ним развелась. После объединения Германии вышла замуж за немца из Мюнстера. Разведясь и с ним, оказалась хозяйкой антикварного магазина. Это всё он узнавал от общих знакомых.

В 90-х годах все, кто имел возможность, разъехались в Америку или Израиль. Он со своей семьёй оказался в Германии, на берегах Рейна.

Однажды осенью ехал на велосипеде по асфальтированной дорожке рядом с шоссе на Кёльн. Перед светофором движение замерло. Он непроизвольно заметил обращённый к нему взгляд из автомобиля. Инна постарела совсем немного, всё те же чёртики в глазах. Пристально глядя на него, задумчиво сказала:
– Как ты? Жизнь, наверное, бьёт ключом?
– Да катится помаленьку.
– Ну, если помаленьку, тогда звони, – она протянула ему через окошко свою визитную карточку.

С тех пор каждый год в июне, в день её рождения, он всё собирается ей позвонить.

Владимир БЕНРАТ,
Санкт-Петербург