Жанна с удовольствием, от души посмотрела двухсерийный фильм «Цветок и камень». А вчера смотрела «Цветок в пыли», тоже индийский, и даже потанцевала – в качестве сари использовала простыню. И не прокручивала с досадой сопливые индийские песни, как бывало при маме, когда та просила посидеть рядом и посмотреть душещипательные фильмы своей молодости.

Говорят, не существует машины времени. Да вот же: фильмы и книги лучше всяких машин переносят в разные эпохи, хоть в ту сторону, хоть в эту. Хочешь – лети в звездолёте в будущее, хочешь – к динозаврам.

Женщины отдыхают душой, кто как. Пилят ноготочки и сплетничают с маникюршей. Вяжут или пекут пироги. Для кого-то лучший расслабон – огород. Для кого-то (это уж извращение какое-то) – генеральная уборка. А вот Жанну хлебом не корми, дай поваляться, посмотреть фильм или полистать книжку. Это была её релаксация после семичасового рабочего дня в институтской лаборатории, где она трудилась младшей лаборанткой. Работа вредная, но имеются положительные стороны: сокращённый рабочий день, долгий отпуск, ранняя пенсия.

Жанна досмотрела хеппи-энд со свадебными цветочными венками. И подумала: ну, мать, докатилась до индийских фильмов. Так вот она какая, старость. «Не старость, а самый ягодный возраст», – строго одёрнула себя. Строго – потому что приходилось жёстко ограничивать себя во всём. В еде из холодильника, в том самом валянии на диване, в экспериментах с цветом волос, в длине юбки, смелых клубных танцах – та ещё зажигалочка, перетанцовывала молодых.

Зато она до сих пор может встать перед зеркалом в чём мама родила – и долго, с горделивой грустью любоваться своим отражением. Такая красота пропадает. Ни себе ни людям, увы.

Фигура у Жанны была как у Венеры Боттичелли – той, что переминается босыми ножками в морской раковине. Правда, Венера в Жаннином варианте выглядела немного располневшей. Но так даже соблазнительнее, и все пропорции соблюдены. Талия на месте, всё на месте, грудь задорная и маленькая – слава богу, коровье вымя вышло из моды.

Помнится, школьницей Жанна таскала из маминого шкафа растрёпанные советские «Роман-газеты». И даже в самых целомудренных колхозно-производственных творениях писатели-мужчины непременно вставляли эдакий стриптиз по-советски. Как героиня, передовик и победитель соцсоревнования, в предбаннике скидывает халат перед запотевшим зеркалом. Придирчиво осматривает, оглаживает ладонями крутые бёдра, тугой не рожавший бутон живота, поднимает по очереди, держит на весу тяжёлую зрелую грудь. И думает: а ведь я ещё ничего. И тоскует о милом, который в эту минуту сидит в окопе или в геологической палатке. И сквозь махорочный дым видит её такой – горячей, гладкой, шёлковой, желанной…

В сущности, ради подобных сценок Жанна и таскала мамины романы. Она эту скудную социалистическую эротику как самородки намывала в скучных надоях, привесах, тоннах зерна и выплавленной стали.

Самый сладостный звук для человека – его имя. Только не для Жанны. Когда она родилась, ещё не крутили въедливую песенку, иначе бы мама назвала дочку по-другому. Все без исключения мужчины, с которыми Жанна знакомилась, сразу начинали тихонько напевать-насвистывать: «Стюардесса по имени Жанна». При этом лукаво засматривались в самые глаза, будто намекали на тайну, известную только им двоим. Будто незатейливая песенка снимала с обладательницы редкого имени покров неприступности.

Размечтались, Жанна не такая.

Да многим людям испортила жизнь прилипчивая попса. Ксюшам – юбочкам из плюша. Лёхам, жить без которых так плохо. Компасам земным Надеждам, Фаинам, которые на-на-на…

Очередной претендент на руку и сердце Жанны с наигранным оживлением осведомился по телефону: «Стюардесса?» Вот прямо бы треснула по башке этим же мобильником. И сразу унылое предчувствие: хорошего от свидания не жди. Так и вышло. Как вообще мужчины с таким маленьким ростиком смеют заявляться на рынок женихов? Это же не цирк лилипутов, верно? Взглянула на часы и уехала той же маршруткой.

Жестоко? Безусловно. Что ж, было время, и с Жанной не церемонились, отвергали. Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает. У Жанны совпало с женатым. Типичный служебный роман.

Учёные доказали: женщина обонянием чует одинокого мужчину. Хищно вынюхивает, шевелит ноздрями – ноздри зверино подрагивают, раздуваются.

Да-с, вот так. Когда-то учёные изобретали рентген, электричество, телефон, пенициллин, космические корабли. Шли на костёр со словами «Она вертится», прививали себе оспу, вдыхали туберкулёзные плёнки. Садились в ванну и под яблоню, чтобы открыть великие физические законы. Облучались радиацией.

Чем нынче занимается армия учёных, где прячется со своими открытиями? О, они время зря не теряют! Судя по газетным заголовкам, их тревожит, к примеру, опасность мытья курицы перед приготовлением. «Учёные поставили точку в споре об окрошке». «Учёные назвали курорт, где чаще всего изменяют супругам». «Учёные доказали, что ковид через оральный секс не передаётся».

Интересно, думала Жанна, они ковид и секс на подопытных добровольцах проверяли или сами храбро рисковали жизнями? Эх, учёные – пироги печёные, яблоки мочёные.

Её женатый избранник другое дело: доцент, кандидат химических наук, руководитель лаборатории. Уж он точно не будет писать диссертацию на тему «Учёные доказали, что половина россиян хоть раз в жизни занималась сексом в машине». Хотя опыт по этой части у него накопился богатейший.

Сколько было ворованных пятничных свиданий на заднем сиденье его машины, а также на Жанниной территории. Учёный женатик предпочитал называть их связь гостевым браком. Ему нравилось царствовать султаном в своём крошечном гареме: первая законная жена, вторая гостевая. Не исключено, где-нибудь на укромной скамейке запасных маялась и третья, младшая жена.

Как ни странно, их гостевой брак оказался очень прочным, загсовские столько не держатся: 25 лет. Они подпольно отметили серебряную гостевую свадьбу в ресторане аж в соседней области, подальше от нескромных глаз.

Унизительно? Очень. Но на что не пойдёшь ради любви. «Хочу любить, хочу страдать!»

– Ну что ты злая, как осенняя муха, – говорил учёный женатик.

Да вовсе она не злая. Мухе нужна всего-то горячая капелька крови: чуть-чуть белка, сахара, железа, чтобы пережить долгую холодную зиму. А Жанне нужна капелька любви, чтобы выдержать долгую суровую жизнь.

– Как обычно, в пятницу? – подмигивал женатик сквозь ряды звенящих пробирок.

Ох, как она мечтала однажды высоко вскинуть голову и сухо бросить: «В пятницу у меня свадьба. И, пожалуйста, Лев Кириллыч, забудьте про наши отношения, иначе мне придётся уволиться».

В молодости, работая воспитателем в садике, она пала жертвой любви. Тогда на экраны хлынули напоённые страстью, знойные экзотические сериалы. Наши неизбалованные женщины пребывали в состоянии лёгкого киношного изумления.

Один ребёнок вечером пришёл домой и рассказал интересное. Что сегодня Жанна Петровна вместо прогулки привела их к себе домой, рассадила кого куда, на диван, на пол, и вся группа смотрела по телевизору «Дикую Розу». Там на экране дядя залез на тётю и, наверно, душил и бил её, потому что громко дышал, а тётя стонала.

Что могла пояснить Жанна в кабинете заведующей в своё оправдание? Что позавчера было собрание, вчера сменщица заболела, а сегодня после работы мытьё окон… И она с отчаянием поняла, что с ума сойдёт, с катушек съедет, если пропустит эту важную, судьбоносную, решающую 342-ю серию!

Жанну уволили. Она увидела в газете вакансию и пошла мыть ядовитые пробирки и кормить лабораторных мышей. Мыши против Дикой Розы ничего не имели.

У Жанны была подружка в Швеции. Они вместе учились в педагогическом колледже. Туда прибыл швед, якобы собирать материал для научной статьи. На самом деле приехал искать жену – тогда в мире случился бум русских невест, самых красивых, самых статных. Гулял по коридорам, в аудитории садился на камчатку и изучал немаловажный вид с заднего фасада. В конце командировки директор угодливо преподнёс ему фотографию девичьей группы в полном составе. И швед, уже определившись, уверенно ткнул пальцем в подружку: вот эта. Самая красивая, самая статная.

То, что выбирал, как овец в загоне, и девчонки замирали в предвкушении – это вопрос не к девчонкам, а к государству. Подружка уехала, родила своему шведу троих крепких, как грибочки, белокурых сыновей… Они с Жанной активно переписывались и перезванивались.

– Как дела?
– Ещё не родила.
– Скоро родишь, – пригрозила подружка. – И переедешь сюда, всё не так скучно мне одной.

На горизонте замаячил некий фермер Юхан, который тоже мечтал о трёх сыновьях. Со снимка на фоне трактора смотрел долговязый белёсый, будто вываренный в северной морской соли, Жаннин ровесник. Началась неуклюжая переписка через сервис «переводчик». Жанна выбрала свои лучшие фотографии во всех ракурсах. Так просил Юхан: чтобы ноги были видны, и вид сзади вполоборота, и чтобы без фоторедактора. Ему нужен товар лицом, а не кот в мешке.

Что потом… Потом суп с котом. Жанна действительно выбрала лучшие снимки, но пятнадцатилетней давности. Пятнадцать лет – ничтожный срок для машины времени, но не для женщины, вам любая скажет. Юхан то ли в любовном угаре не уточнил, то ли постеснялся. У них в толерантной Швеции за дискриминацию по возрастному признаку и тюремный срок можно схлопотать.

Но даже там пятидесятилетний мужчина втайне рассматривает себя как юношу о-го-го, а ровесницу – как старуху. Да и Жанна не утерпела и слегка подправила себе на снимке носик, подретушировала овал лица и шею.

Она его встречала в аэропорту. Юхан ничем не выдал своего разочарования – европейская выправка. Белозубо, лошадино осклабился, подарил коробочку с духами. Они выпили кофе в буфете аэропорта. Погуляли, посмотрели на приземляющиеся самолёты. Юхан взглянул на часы, попрощался и улетел, не исключено – тем же самолётом. Чтобы по приезде дать втык подружке, которая так зло над ним подшутила. Можно сказать, плюнула в светлое чувство, убила не родившихся белокурых мальчуганов, ввела в материальные расходы, оторвала от сезонных сельхозработ.

Мы выбираем, нас выбирают…

Женский сайт «О своём, о девичьем» – та же многостраничная книжка, даже интереснее. Жанна зарегистрировалась и пока затаилась как мышка, выглядывала из своей норки. С виду здесь сеяли светлое, доброе, вечное. Участницы – все ляльки. Читаешь о зле – все такие добрые. О жадности – все такие щедрые. О глупости – все такие умные. Не говоря уж о красоте – все модели.

И вдруг скидываются покровы, и ты будто попадаешь на зону. Ну да, на ту самую, с паханками, могучей кучкой, «шестёрками», опущенными. Новеньким не отсидеться под шконкой, вытащат на беспощадный свет, определят место в жёсткой тюремной иерархии.

Жанна сразу не сумела себя поставить, зашкварилась, – значит, место её у параши. «Э, чушка, на кого возбухаешь?» Она только в ужасе прикрывала голову руками от сыплющихся со всех сторон виртуальных затрещин и улюлюканья.

Резвившихся девушек двумя-тремя хлёсткими фразами поставил на место модератор под псевдонимом Печальный ангел. Он утёр Жаннины слёзы, взял за руку, увёл с лобного места в укромный уголок чата. Пускай себе грызутся, а мы воркуем как голубки. И началось. Он не успевал заканчивать фразу – она подхватывала. И наоборот. Как хотите называйте – химия, электричество, искра, томление, любовь с первого взгляда… Мы с тобой одной крови, ты и я!

Печальный ангел жил в этом же городе – это ли не знак судьбы? Оканчивал аспирантуру, подрабатывал по мелочи. 24 года. Жанна помедлила и представилась 35-летней. Ей обычно столько и давали. Он с жаром уверил возлюбленную, что всегда мечтал о зрелой женщине, а не о пустышке.

На первое свидание следовало явиться во всеоружии. Всю ночь её жаба душила-душила, душила-душила… Наутро-таки сняла с карты накопления, записалась в самый дорогой салон – там паслись местные олигархини. Слово за слово, поведала пожилой владелице салона историю своей любви, и та, растроганная, решила тряхнуть стариной. Передала бразды правления девочкам, вышла из-за стойки, сняла жакет от кутюрье, засучила рукава. Она словно дралась за счастье всех возрастных женщин… Хаммам, шоколад, массаж, лифтинг, уколы, нити, маски. Завершающий штрих – сложный дорогой мейкап.

Из салона подтянутая, сияющая Жанна выплыла, неся как хрупкий сосуд себя, почти тридцатилетнюю. Печальный ангел прислал селфи: ждал свою любовь в ресторане с букетом роз. Букет не помещался в руке. Как же она с пустыми руками? А вот что, купит самую большую, самую дорогую плитку горького шоколада, называется – «Мужской».

На кассе продавщица коротко глянула, глаз острый, намётанный:
– Пенсионный? Пенсионерам скидка двадцать процентов.

Она уже холодела, но ещё не до конца понимала, что это катастрофа. Губы деревянные, но на автомате спросила кокетливо:
– Я что, похожа на пенсионерку?

Продавщица коротко взглянула:
– Ладно, не доставайте. Верю.

И пробила двадцатипроцентную скидку. Глаза, выражение глаз – вот что выдаёт возраст, никаким лифтингом не подтянешь. Шоколад разломился, когда она заталкивала его в лакированный клатч (вчера купила, стоимостью в Жаннин оклад).

Она отключила телефон, где градом сыпались СМС: «Ты где?», «Любимая, жду». Всё было кончено и не имело смысла. Сколько она так сидела на скамейке в парке? Сиди не сиди, а надо возвращаться в постылую холостяцкую квартиру. И сразу дали знать никуда не подевавшиеся, родные 52 года. Ныла спина, ноги прихрамывали на шпильках. Печальному юноше в мамы годится.

Поймала такси. Молчаливый таксист, тоже без пяти минут пенсионер, искоса поглядывал. Около «Красного и белого» попросила остановиться. Вернулась, из сумки высовывалось коньячное горлышко. Дома закусит слезами и горьким шоколадом.

– Можете здесь пригубить, нам ещё далеко, – разрешил таксист. – Штопор в бардачке, напарник после смены себе позволяет. На вас лица нет, белая как стенка. Знаете, у Соломона кольцо было: «И это пройдёт». Поверьте: только смерть – беда, всё остальное поправимо.

На заднем сиденье кто-то зашевелился, закряхтел спросонья в полутьме. Жанна вскрикнула. Малыш лет семи приподнялся, бессмысленно уставился на чужую тётю и снова улёгся калачиком.

– Сынишку не с кем оставить. С продлёнки забрал – хнычет, со мной просится.
– А мама?
– Ушла наша мамка.

Он это так сказал, что Жанна сразу поняла: не хвостом вильнула мамка, а другое, страшное. По сравнению с этим Жаннину «трагедию» даже стыдно рассматривать. Не трагедия, а бабий гормональный взбрык.

– Вас как зовут?
– Жанна, – и мысленно сжалась в ожидании «стюардессы».
– Редкое имя. Знаете, как переводится? «Благодатная, милостивая».
…Спустя полгода вернулся из американской стажировки руководитель лаборатории. Поймал в коридоре Жанну, облапил – соскучился.
– Как всегда, в пятницу?
– В пятницу у меня свадьба. И, пожалуйста, Лев Кириллыч, не распускайте руки, а то мне придётся уволиться.