– Непременно, – я положил пакетик в сумку. – Гм, Валентина… Извините за любопытство: у вас на столе фото двух памятников, по-видимому, родительских. А под надписями какие-то руны или иероглифы, похожие на ёлочки. В них есть какой-то смысл?
– Конечно. Это значки или, как вы выразились, иероглифы их любви.
– Иероглифы любви? – насторожился я, чувствуя, как протирает глаза моё писательское любопытство.
– Может, помянем родителей сейчас? – неожиданно предложила Валентина. – Есть настоящий армянский коньяк. Заодно расскажу и о тех самых значках.

За столом я и услышал историю любви родителей моей давнишней клиентки.

Мама её была родом из воронежской деревни. Бойкая синеглазая красавица с врождённым шармом. Отец работал районным прокурором, но жил в деревне. В войну пропал без вести. В те времена люди в обносках ходили, а мама даже из старой скатерти могла модную юбку сшить. Впрочем, на неё что ни надень – всё было красиво и, как сейчас говорят, сексуально.

Замуж вышла рано и по любви. Гриша – первый парень на селе. Гармонист в те годы – это как сейчас модный диджей, девок щелчком пальцев подзывал.

Когда мужа в армию забрали, по деревенскому обычаю жена осталась жить в доме свекрови. И попробуй ей в чём-то не угодить! Вся деревня потом тебе под ноги плевать будет. А свекровь лихого племени. Тиран. Одну невестку чуть до могилы не довела.
Но и мама тоже не веником в сенцах лежала. Швырнула как-то корыто под ноги свекрухи и заявила:
– Ухожу! Гришу без вас дожидаться буду.

И ушла из деревни. Села в первый проходящий поезд и вышла из него уже в Харькове.

Здесь и работу нашла на хлебозаводе.

Так и жила бы Вера на квартире в частном домике вместе с двумя подружками – работницами завода, дожидаясь мужа из армии, если бы судьба не сверкнула ей погонами совсем другого цвета.

У подружек женихи завелись. Солдаты из школы пограничников на другом конце города. Они каждое утро за хлебом для своей школы приезжали. Всё бы хорошо, да увольнительные редко. Не успеешь нацеловаться вволю, а уже пора в казарму. Вот и приходилось хлопцам в самоволку бегать.

Но старшину хозвзвода не проведёшь. Раз или два он может закрыть глаза на солдатские вольности, но не больше, иначе потом эти самые глаза и открывать будет жутко. Прижал он ребят крепко: только увольнительные и только за хорошую службу.
Но влюблённое женское сердце обязательно отыщет лазейку через любые преграды.

– А что, если познакомить вашего старшину с нашей Верой? – как-то предложила одна солдатская невеста. – Нет такого мужчины, которому бы она не понравилась. Вот ваш командир и побегает за нашей подругой. Не до вас ему будет.

Так и сделали. Захватили солдатики с собой старшину на хлебозавод под предлогом сверки накладных.

Таким бойцы командира ещё не видели. Вылитый персонаж песни из кинофильма «Дети капитана Гранта». И невеста его в родной алтайской деревне ждала, и городские девчата вокруг бравого сверхсрочника порхали, как ласточки вокруг проводов, и вроде не из робкой сотни мужик, но в Веркиной каморке не знал Василий, куда притулить свои тяжеленные кулаки и как заикнуться перед синеглазой красавицей о билетах на «Тарзана».

Сверка накладных затянулась на три дня, но на четвёртый заикающийся от волнения старшина с билетами в нагрудном кармане Веру на заводе не обнаружил.
– Она в отгуле, – пояснила поникшему военному подруга. – Могу дать наш адрес.

Хозяйка дома неодобрительно посмотрела на статного военного.
– Сейчас позову. Но знайте, Вера замужем. Не вертихвостка какая-нибудь.

Смотреть «Тарзана» Вера не захотела. Робкому ухажёру удалось лишь уговорить девушку посидеть немного на скамейке под огромной елью в старом заброшенном парке неподалёку. Под этой елью он получил мягкий отказ:
– Ты симпатичный и интересный мужчина, Вася. Но я замужем и люблю своего мужа. Постарайся больше не приходить сюда. Разногласия по количеству и весу хлеба будем решать на заводе.

Прошла неделя. Обычно об отвергнутых ухажёрах Вера забывала к утру. Но с каждым днём воспоминания о влюблённом старшине становились только ярче. Во снах она убегала от могучей мужской фигуры, но та неизменно находила её и раскрывала ручищи для объятий. И однажды этот Тарзан даже с громким воплем схватил заблудившуюся в ельнике беглянку и усадил на ту самую злополучную скамейку. Только дитя джунглей почему-то было в армейской фуражке и портупее на голое теле.

В то утро Вера сама не поняла, как под подписью на накладной для школы пограничников карандашом нарисовала маленькую ёлочку и рядом цифры: 21.00.
В тот же вечер на той же скамейке холостой старшина срочной службы признался замужней кладовщице в любви. Чужая жена ответила военному страстным поцелуем.

Каждое утро влюблённая кладовщица рисовала на накладных ёлочки. Одна – жду сегодня, две – завтра.

Незаметно пролетели полгода. У Васи закончился срок контракта. На последнем свидании он предложил Вере выйти за него замуж. Но получил отказ. Срывающимся голосом Вера объяснила, что по-прежнему любит мужа и просит Васю забыть их встречи: это всего лишь страсть. Она поцеловала старшину на прощание и закрыла калитку.

В поезде Вася напился с такими же демобилизованными, как и он, и написал Вере письмо из одного окружённого десятками ёлочек предложения: «Люблю и никогда не забуду».

Семь дней проплакала Вера над письмом, а на восьмой собрала вещи в чемоданчик, купила билет до Барнаула и отбила старшине запаса телеграмму: «Выезжаю 25 октября. Целую каждую твою ёлочку».

Работница почты недоумённо захлопала глазами:
– Вы ничего не перепутали? Рекомендую подписать телеграмму. Вас могут не понять.
– Отправляйте. Он все поймёт, – Вера сильнее сжала ручку чемодана.

С каждым днём пути багрянец тёплой украинской осени быстро менял цвет сначала на черноту, а затем и на холодную белизну восточных российских просторов. За Уралом стёкла вагонов покрылись за ночь зимним узором.

Проводница, услышав историю легко одетой пассажирки, попросила машиниста увеличить стоянку на Вериной станции вдвое. А вдруг жениха не окажется на месте? Может, телеграмму не получил, может, новая невеста её порвала, а может, парень уже и забыл об армейской подружке? Что тогда делать? На перроне от холода погибать в 25-градусный мороз? Пусть подождёт десять минут, а потом опять в поезд сядет. В Барнауле хоть вокзал тёплый. Там и билет домой купит.

На заветную станцию состав прибыл ночью. На подножке вагона Вера в демисезонном пальтишке, ботиках на каблучках и модной шляпке, придерживаемой сзади проводницей, чтобы не сорвал порывистый ветер, всматривалась в полумрак платформы.

В тусклом свете фонаря сквозь клубы отработанного пара чернели силуэт лошади, запряжённой в сани, и высокая фигура человека, державшего в руках что-то огромное и бесформенное.

Человек бежал вдоль поезда, рассматривая у каждого вагона выходящих пассажиров.

Наконец, приблизился к нужной подножке и одним прыжком оказался в тамбуре рядом с Верой. Это был Вася. Он вложил в руки проводницы тулуп и меховую шапку, поцеловал невесту в губы, присел, снял по очереди ботики с милых ножек и облачил их в громадные унты. Овечий кожух жених надел поверх пальто. Поблагодарив проводницу, Вася, похожий на таёжного медведя, поднял бесценную добычу и понёс к саням. Ошеломлённая, но счастливая Вера махала ладошкой пассажирам, прильнувшим к окнам купе. Выскочившая из вагона проводница догнала алтайского медведя и вложила в руки девушки упавшую второпях шляпку. Уже в санях Вера взглянула на уходящий поезд и увидела кулачок проводницы с поднятым вверх большим пальцем.

Ожидая невесту, Вася неделю расчищал колхозным трактором заметённую снегом дорогу к станции, отгрёб лопатой весь снег во дворе. Неудобств в его доме любимая испытывать не должна.

Будущая свекровь долго искоса рассматривала невесту сына в нарядном ситцевом платьице. Наконец вымолвила:
– Тот же назём, только издалека везён.

Родной для матери мужа Вера так и не стала. Не о такой невестке мечтала свекровь. Здешняя невеста сына – учительница из соседнего села – два года ожидала жениха из армии. Вот какая жена ему нужна, а не эта напудренная городская фифа.

Свадьба по алтайским обычаям растянулась на неделю. Каждый день по очереди в домах родственников жениха рекой лился самогон и слышалось бесконечное «горько!».

На третьем месяце беременности свекровь недоумённо спросила:
– А почему вы в сельсовет заявление не подаёте? Пора уже.

О том, что невестка давно замужем, она узнала только через год от первой невесты сына.

Учительница выяснила, что молодые уже подавали заявление, но зарегистрировать новый брак с замужней женщиной сельсовет не мог. А законный муж на предложения о разводе отвечал отказом.

По совету председателя, Васиного крёстного, Вера «потеряла» паспорт. В новом документе штампа о замужестве уже не было. А ответ из Воронежа о семейном положении Веры крёстный сжег.

Даже рождение внучки не растопило сердце свекрови. Она упорно дробила камень любви сына бесконечными укорами, намёками и усмешками. Через два года упрёков и недовольства Вера предложила мужу:
– Давай уедем. Всё равно куда, но здесь наша семья зачахнет.
– Давай, – согласился тот. – Другого выхода у нас нет.

Но и родная воронежская деревня не принесла покоя. Через месяц Васю отвезли в район на операцию. Гриша, первый муж Веры, устроил драку. Вася свернул ему скулу, но получил удар ножом в селезёнку.

Неделю Вера жила в палате. А когда любимый, шатаясь, встал на ноги и обнял исхудавшую жену, Вера шепнула ему:
– Поправляйся скорее. Без тебя жить невозможно. Мы едем в Харьков. Там мебельная фабрика обещает семейным отдельные комнаты в общежитии.

С тех пор Харьков стал для них родным. Здесь и корни пустили.

Ни разу Вера не пожалела о поездке на Алтай. Об одном переживала: Вася слишком рано ушёл – в 56. Четверть века она жила без него. Каждое утро подходила к фотографии на комоде и здоровалась с любимым.

После его смерти Веру окружили женихи. Буквально рвали на части. По вечерам, за ужином, она часто подтрунивала над ними: тот жадный, тот плюгавый, тот, бывший гинеколог, хвастался, что от его денег ещё ни одна не отказалась, мол, не откажется и Вера.

– Я часто вспоминаю вечер из моего детства, – продолжила моя собеседница. – Родители любили работать, любили и веселиться. Часто принимали у себя друзей. Как-то после ухода гостей я зашла в комнату родителей. Из динамиков радиолы лился голос Софии Ротару. Её песня об убитой кем-то лебедице и лебеде, не представляющем жизни без любимой. Слегка хмельная мама сидела на коленях отца. Она плакала и спрашивала: «Вася! Ты меня любишь? Ты мог бы из-за меня поступить как эта птица?» «Только так и поступил бы, – буркнул довольный отец. – С первого взгляда тебя полюбил и сейчас люблю».