– Мам, мне скучно-о-о, – заунывно, на одной ноте тянула Настя.

Сдерживая накатывавшее раздражение, мама Анна сказала:
– Посмотри мультик на планшете.
– Я ещё на море всё пересмотрела, – капризно надула губы дочь.
– Включи какую-нибудь игру.
– Я уже во все игры переиграла.
– Давай я тебе почитаю.
– Не хочу-у-у…
– Ну, порисуй.
– У меня все фломастеры высохли, кроме коричневого. Что я коричневым цветом нарисую?
– Например, бегемота.
– А он коричневый? – заинтересовалась Настя.
– Конечно! А теперь сама подумай: что ещё есть коричневого цвета?
– Картошка? – неуверенно произнесла девочка.
– Правильно! А ещё?
– Мишка!
– Точно! Есть белые, есть бурые.
– И жираф!
– Молодец!

Игры «вспомни коричневое» хватило минут на пять, а потом дочка снова заныла:
– Мне скучно-о-о…

Аня обречённо уставилась в окно, глядя на бескрайние поля, перемежавшиеся лесополосами, и старалась не замечать хмурых взглядов соседей по купе.

Пожилая пара явно осуждала бестолковую мать, не умеющую угомонить ребёнка. По дороге на море приструнить дочь проще простого – достаточно пригрозить отлучением от купания, батута, сладкой ваты или чего-нибудь, столь же соблазнительного для семилетней девочки, – и та становилась просто шёлковой. А чем её припугнёшь, когда каникулы позади? Тем, что не пустишь в школу?

Слабым утешением для измученной матери было лишь то, что из соседних купе доносилось такое же заунывное нытьё: весь вагон оказался набит детьми. «Ехала бы с нами ещё одна семья с ребёнком, дети бы поиграли друг с другом, – думала Анна. – Или можно поменяться планшетами: пусть смотрят то, что ещё не видели… Боженьки, а ведь всего полвосьмого! Раньше десяти её не уложить. Как пережить эти два часа и не пришибить своего ангелочка? Да никак!»
«Как-никак, как-никак…» – перестук колёс сам собой сложился в навязчивую строчку.

Вдруг из-за приоткрытой двери купе донёсся дробный топот, а потом высокий, слегка визгливый голос произнёс:
– Это вагон для самых капризных детей? – и тут же дискант сменился зловещим басом: – Значит, я попал в нужное место. Начинаю веселиться!

Настя рванула к двери, Анна за ней. В узком вагонном коридоре они увидели совершенно неожиданную персону – настоящего клоуна! Рыжий кудрявый парик, малиновый нос, клетчатый фрак с одной фалдой, широченный небесно-голубой галстук, совмещённый с оранжевой бабочкой, и блестящие зелёные башмаки невероятного размера, которыми он радостно болтал в воздухе, поскольку стоял на руках.

Из всех купе повылетали взбудораженные дети от трёх до двенадцати, и представление началось!

С криком «делай как я!» клоун ходил колесом и прыгал, будто резиновый мячик. Он бил в барабан, свистел в свисток, играл на писклявой дудочке и звенел маленькими ручными тарелочками, водил с детьми хороводы, заставлял изображать то осьминогов, то кенгуру, то страусов. Молниеносно надувал шарики, делал из них забавные фигурки и вручал младшим, а старших учил жонглировать мячиками и держать на носу обычную школьную линейку.

Насте расплели косы и мигом соорудили десяток озорных хвостиков с помощью разноцветных резинок, которые клоун извлёк из своего волшебного наряда. Его смешной фрак после каких-то неуловимых манипуляций превратился сначала в милицейскую форму, а потом в нечто, напоминавшее космический скафандр. Из карманов появлялись пиратские повязки, поролоновые носы, серпантин и бенгальские огни, и всё это тут же становилось поводом для новой игры.

А как страшно клоун рычал, когда пытался поймать с завязанными глазами юрких мальчишек и девчонок! А как все хохотали, когда он возил детвору на закорках, смешно выбрасывая длинные ноги в нелепых ботинках! Но ещё смешнее стало, когда он и сам попытался взгромоздиться на самого маленького – Тимку. Тот ловко выскальзывал, а клоун, сложившись пополам и засунув голову между ногами, вопрошал: «А где моя лошадка?»

Гвалт в вагоне стоял невообразимый, но пассажиры не возражали, ведь даже самый громкий детский смех лучше, чем самое тихое нытьё.

– А теперь объявляю трудный конкурс! – голосом Карабаса-Барабаса прогудел затейник. – Все становятся на четвереньки, разбегаются по своим купе, громко, очень громко квакая, без помощи мам и пап забираются на свои полки и за-сы-па-ют. Кто быстрее всех заснёт, того заберу работать в цирк клоуном.
– В цирк! Работать в цирк! – загалдели дети.
– Время пошло! – страшным голосом воскликнул клоун.

Детвора с кваканьем свалилась в кучу-малу, но, разобравшись, где чьи ноги-руки, с хохотом понеслась к своим купе. Дети повалились на полки и тут же заснули.

– Вы гений! – бросились к клоуну мамы. – Никогда не видели ничего подобного, спасибо!

А папы вытащили из карманов бумажники. Но, увидев купюры, артист разыграл выразительную пантомиму в духе знаменитого Марселя Марсо: изумлённо вытаращился на банкноты, аффектированно ужаснулся, презрительно отодвинул протянутые ему руки и с заносчивым видом промаршировал к выходу, насвистывая знаменитую мелодию «Советский цирк».

Самые упрямые родители, убедившись, что дети действительно уснули, отправились на консультацию к проводнице.
– Да я сама его в первый раз вижу! – воскликнула та. – Ещё жалела, что Ваньки моего нет. Он ужас как клоунов любит!
– Может, руководство железной дороги специально наняло циркача, а вас не предупредило?
– У нас всё может быть, – энергично закивала проводница. – На мешке написано «тридцать шесть комплектов белья», а пересчитаешь – тридцать пять, причём в трёх полотенец не хватает. А отдувается кто? Проводник!

Но матерей, жаждавших отблагодарить затейника, меньше всего интересовали недочёты в работе прачечно-гладильного комбината железной дороги. Узнав, в каком вагоне едет начальник поезда, полномочные представители отправились туда.

Начальник был немолод, брит наголо и отличался бровями такой дивной густоты, что позавидовал бы дорогой Леонид Ильич.

– Какой клоун? – сказал он, нахмурившись. – Мне и без вас цирка на работе хватает.
– Стали бы мы бросать детей и тащиться через весь состав, чтобы вас разыграть! – отвечали мамочки, которых уже начала раздражать непонятливость железнодорожников. – Замечательный клоун! Час отработал с нашими малышами, и как! Уходил их так, что они спят без задних ног. Идите сами посмотрите.
– Я бы, может, тоже спал, но я на службе. Так, давайте по порядку. Клоун этот ваш с билетом был или как?
– Откуда нам знать?
– Ясненько. Проверим, – начальник сделал пометку в блокноте. – В каком вагоне происходило нарушение общественного порядка?
– Во втором… Да нет же, никакого нарушения не было! Артист показал замечательное интерактивное представление. Мы хотим благодарность написать, если уж он от денег отказался.
– Так пишите, кто вам не даёт?
– А кому? На чьё имя?
– Если он клоун, то в цирк. У нас в штатном расписании такой специальности нет. Хотя по жизни половина проводников – настоящие клоуны. И пассажиры им под стать.
– Слушайте, что вы себе позволяете? – подбоченилась дочерна загорелая брюнетка в розовом сарафане.
– Спокойно! – отодвинула её Анна. – Мы предполагаем, что руководство железной дороги решило позаботиться о маленьких пассажирах, едущих с отдыха, и развлечь их, пригласив профессионального циркача. Мы обеими руками поддерживаем эту инициативу и хотели бы выразить свою благодарность в виде коллективного письма.
– Я бы вам сказал, как руководство о пассажирах заботится, – ухмыльнулся начальник поезда, – но мне ещё до пенсии пять лет вкалывать.
– Тогда откуда же он взялся?
– А я знаю?

На другом конце поезда в нечистом туалете плацкартного вагона худенький парень привычными движениями снимал с бледного лица клоунский грим. «Но дети же смеялись, – думал он, глядя в мутное зеркало, – и как смеялись! Малышню ведь не обманешь. Это нам в училище накрепко в мозги вдолбили. Почему же главреж цирка говорит, что я несмешной и что меня даже в пансионат «Голубые ели» массовиком-затейником не возьмут?»

Утром он вышел на конечной станции, даже не подмигнув своим вчерашним маленьким зрителям, которые так и не сняли поролоновые носы на резинках и пиратские повязки.

А семилетняя Настя ещё два дня не позволяла маме расплести весёлые хвостики. С ними и в школу пошла.