Так мне тогда его и не купили, всё время объясняли, что это дорого. Стоил велосипед рублей семь, а мама всегда заранее тщательно рассчитывала семейный бюджет, ничего лишнего не приобретала. Зарплата у неё была рублей сорок, у отца – немного больше, но он часто с получки ещё выкраивал себе на выпивку. Для мамы главным было, что все мы сыты, одеты и обуты, а велосипед тогда считался роскошью.

...На тот момент я уже давно наблюдала за его странной собеседницей, отслеживала их контакты. Сын общался с ней уже около года, но, насколько я поняла, лично никогда не встречался, не звонил. А та постоянно отправляла аудиофайлы с девичьим голосом – там всякие приколы. Познакомились они в интернет-игре. Девочка тоже поднималась в пять утра, они обменивались письмами с сыном примерно в пять минут шестого и высылали друг другу видеозаписи в качестве доказательства.

Супруг перебрался к новой даме, они поселились за городом. Муж приезжал к дочке не слишком часто, хотя материально очень помогал. Он обеспеченный человек, занимается бизнесом, моя зарплата – копейки по сравнению с его доходами. Мы развелись, на алименты я не подавала, всегда знала, что он нас с дочкой не обидит и не обманет. Иногда он водил Алису в кафе, парк, играл с ней у нас дома. В свой новый дом её не возил, сам не предлагал.

Пройдя мимо охраны с учебником в трусах, я уселась на камчатку с каменным лицом. Ура, первый уровень войны со злом пройден! Теперь нужно миновать остальные. Но, как назло, одну из «надзирательниц» посадили позади меня, вот ведь подстава. Сидеть было крайне неудобно. В укромном месте неприлично громко шуршала шпаргалка с Петром Первым на обложке, а позади меня бдел «агент».

Не скрою, меня неприятно поразил один момент: другие родители шушукались за спиной этих детей, осуждали их матерей: мол, зачем рожали, зная, что сами больны. Но разве можно за такое судить? Обе женщины симпатичные, образованные, они научились жить со своим заболеванием, не боясь косых взглядов.

Также сказала: если он не сделает для себя выводов, то мне будет трудно ему доверять. Невозможно ведь охранять сумки гостей в ожидании позора, и страшно самим идти в гости. Очень старалась внушить ему: не могу жить в постоянных подозрениях, ведь подозревать невиновного – ещё хуже воровства. Слава богу, сын меня услышал. Деньги у нас больше не пропадали. Хотя и сейчас он может влезть в мой письменный стол за ручкой...

Я надел разбитые, но очень удобные кеды, на голову нахлобучил кепку и, как есть, в линялых трениках и майке, вышел на крыльцо, стараясь не скрипеть дверью. На небе ни облачка. Утреннее солнце ещё не набралось сил, но припекало уже прилично. Залитый им большак, проходивший под окнами, сверкал, укатанный машинами, словно его залили стеклом. Изредка по нему проносились, хлопая плохо закрытыми бортами, грузовики, иногда проезжали трактора.

Мама читала книгу на скамейке, изредка поглядывая на сидевшего в песочнице сына. Но мальчик в этот раз не играл в песок, а наблюдал. Старшие дети подобрали бездомного котёнка, гладили и наперебой спорили, кто возьмёт его домой. В конце концов они посадили малыша на асфальт, а сами встали в круг. Каждый громко подзывал котёнка, и тот сделал выбор. Счастливая девочка унесла его к себе домой. Вечером её родители выбросили ненужного зверька обратно во двор.

Вполне обоснованно расчленёнки боялась Настенька, девочка с пышными розовыми бантами на золотых волосах. Ведь она была ходячая! И частично говорящая. Внутри её тельца были натянуты какие-то резиночки на крючках, отвечающие за ход ноги, и эти резиночки, на её взгляд, могли меня заинтересовать. Настенька сидела, неловко задрав ручку, словно бы заслоняясь от грядущей беды.

Сейчас трудно поверить, что мы тогда вытворяли. Просто были молодыми, бесшабашными, наивными и полными надежд, а также желания изменить этот мир. Творили глупости, несли чушь, ржали, как полковые лошади, пели песни, сбегали с пар, уносились в лес печь картошку или оккупировали чью-нибудь комнату в общаге, чтобы посидеть и поболтать. С Мишаней и Ташей мы дружим до сих пор, остальная компания распалась.

Вспомнив о родном русском алфавите, я помрачнела: Макс пока знает не все буквы. Ну ладно, рано горевать, всё выучим, тем более цифры он знает хорошо. Подошла к окну, убедилась, что синоптики не обманули, – погода отличная, солнце светит, ни облачка, небо голубое-голубое, сосны неподвижные, ветра нет. Похоже, книгу и буквы придётся отложить. Идём на набережную Енисея втроём: Макс, я и самокат.

С падчерицей общаюсь каждый день, знаю, какими мыслями она живёт, что ей нравится, а что нет. Мне известно, чего она хочет, с кем дружит, и вообще мы с ней заодно. Потому-то мне и кажется её поведение ещё более странным. Раз в неделю падчерица посещает психотерапевта. Не думаю, что девочка сильно боится отсутствия работы и плохой зарплаты в будущем. Но я опасаюсь, что мы действительно можем проглядеть в её душе нечто опасное.