Угрожающе раскачивая огромные пустотные плиты перекрытий, два цеховых крана неслись навстречу друг другу. Крановщицы, обе носившие имя Катерина, Первая и Вторая, даже не думали отступать. Победительнице должен был достаться стропальщик – молодой паркурщик Пашка. Таков уговор.

Казалось, что катастрофа неизбежна.

– Кобылы! – орал снизу старый мастер Лаврентий. – Вы что творите?!

Когда до столкновения оставалось лишь полтора десятка метров и несколько секунд, кран Первой Катерины вдруг остановился, и так аккуратно и мягко, что сразу погасил раскачивание плиты.

– Ага! – обрадовалась Вторая, начиная тоже тормозить. – Всё, подруга! Проиграла. Пашка будет мой!

Тут заверещал её сотовый телефон. Подруга на проводе.

– Ну, что хорошего скажешь?
– Я вот подумала, – сказала Катерина Первая, – что мы даже не знаем точно, почему Пашка сегодня не пришёл на работу. Вчера вроде всё хорошо было, а сегодня его нет. А вдруг с ним что-нибудь случилось? Может, он вообще уехал в другой город. Или вдруг он в беде и ему нужна помощь. А мы тут дурью маемся.

Вторая помолчала.

– Да, ты права. Надо всё выяснить. Только как? Мы и адреса его не знаем.
– Телефон на что?
– У меня нет его телефона.
– У меня есть.
– Откуда это у тебя его телефон?
– Паша у меня деньги занимал до получки, я ему на карточку скидывала.
– Ишь ты, какие высокие отношения! – ревниво заметила Катя Вторая. – Отдал хоть?
– Конечно.
– И как это ты ему до сих пор не позвонила, не понимаю.
– Если уж играть, подруга, то по-честному.
– Ладно, пойдём посидим на складе.

Было по-прежнему жарко. Они уселись в тени штабеля, предварительно наорав на старого мастера Лаврентия, который пытался что-то неодобрительное высказать им, дурам и кобылам.

– Сам ты сивый мерин! Не лезь, когда не спрашивают!
– Совсем бабьё распоясалось, – пожаловался Лаврентий механику, проходившему мимо.
– Критические дни, небось.

Катерина Первая нажала кнопку вызова. Вторая сидела рядом и внимательно смотрела и слушала.

– Алло, Паша, здравствуй. Ой… Извините… А кто это?.. Это с работы звонят, он сегодня не вышел… Мы хотели бы узнать…

Катя Вторая беззвучно спросила: кто там? Баба?

Первая отрицательно помотала головой.

– Четвёртая больница? А что случилось? Доставили ночью с травмами? Господи… Хорошо… Конечно. Мы сейчас приедем. К кому обратиться? Поняла, запомнила. Спасибо. Мы сейчас приедем.
– Ну, что там? Он живой? – испуганно пропищала Катя Вторая.

Первая без сил прислонилась спиной к прохладному бетону.

– Живой. Сломана рука и ушиб головы. Сейчас без сознания.

С полминуты они сидели молча, пытаясь осознать и принять происходящее. Потом Вторая вскочила.

– Все, хорош паниковать. Надо действовать. Ехать надо. Четвёртая больница?
– Да. Только директор нас повесит, если мы обе сейчас уйдём. Главный пролёт без крановщиц.
– Нашла о чём беспокоиться. Пускай хоть сам на кран лезет. Мы его сколько раз выручали…

И через пятнадцать минут они уже мчались в такси по известному им адресу. Позади остались истерические директорские вопли и угрозы увольнения. Не до того.

В больнице нашли человека, с которым говорили по телефону. Это был врач, звали его Борис Дмитриевич, худощавый мужик лет сорока с невесёлым лицом.

– Здравствуйте. Очень хорошо, что вы позвонили. А то ни имени, ни фамилии… только вот одежда и телефон. Да велосипедный шлем, который, как я понимаю, и спас жизнь вашему коллеге. Больше «скорая» нам ничего не оставила. Мы знаем лишь приблизительный адрес происшествия и не менее приблизительную картину. В общем, похоже, он ехал на велосипеде по тротуару, упал и врезался головой в бетонную вазу с цветами. Там, возле этой вазы, его и нашла «скорая». Кто-то позвонил, вызвал.
– Не на велосипеде, а на электросамокате, – всхлипывая, сказала Катя Вторая. – Он и на работу на нём ездил.
– Ну, это уже детали, – сухо сказал врач. – Кстати, совершенно незачем гонять на электросамокате по тротуару. Пусть даже ночью, когда никого нет. Не дело это. Пойдёмте со мной, надо удостовериться, что наш пациент – это именно ваш коллега. А то вдруг телефон не его.
– Полиция что-нибудь выяснила? – спросила Катя Первая.
– Я не знаю, сообщали об этом происшествии в полицию или нет. В любом случае, думаю, это их не сильно заинтересует. У них и так полно дел. Ходят целыми днями, штрафы собирают… не до ерунды.

Вид обмотанного бинтами Пашки поверг крановщиц в ужас. Обе разрыдались.

– Доктор, миленький… А он будет жить?
– Обязательно, – сказал доктор. – Руку мы ему починим, ну а голова… Голова – предмет тёмный. Может, очнётся экстрасенсом. И такие случаи бывали.

Чем вызвал продолжение рыданий.

Но нет худа без добра. Многие мужчины не выносят женских слёз. Наверное, не выносил их и Пашка, потому что в это самое время открыл глаза.

– Отлично! – возрадовался доктор. – Мужчина, вы помните, как вас зовут?
– Да, – прошелестел Пашка одними губами.
– Превосходно! Сам смотрит, сам говорит! Что с вами случилось, мужчина, как вы думаете?
– Меня кто-то толкнул… Я ехал… И меня кто-то толкнул. Я упал.
– Всё правильно, – сказал доктор с удовлетворением. – А вы переживали.
– Зачем же ты, Павлик, ехал ночью по тротуару? Там же эти дурацкие вазы! – прорыдала Катя Вторая. – Разве так можно?

Пашка молча смотрел на посетительниц. Потом закрыл глаза. Вероятно, у него больше не было сил для общения.

– Всё, – сказал доктор. – Пойдёмте. Пациент нуждается в покое.
– А потом можно будет к нему приходить?
– Потом – разумеется.
– Стойте, – просипел вдруг пациент. – У меня дома кошка… И рыбки… Некому присмотреть…
– А где ключи?
– Были в брюках.
– Ключи есть, – подтвердил доктор. – Могу передать вам, раз уж пациент самолично заявляет такое желание. Кстати, кем вы ему приходитесь? Это на всякий случай, для отчётности.
– Мы из профсоюза, – нашлась Катя Первая.
– Да, у нас такой небольшой профсоюз, – согласилась Катя Вторая. – Все друг друга знают…
– А самокат? – спросил Пашка.
– Самоката, извините, не привозили, – сухо сказал доктор.

Пашка снова без сил закрыл глаза.

– Паша, мы съездим, поищем! Не переживай! – сказала Вторая. – Вдруг кто чего знает, видел. Мир не без добрых людей… Как зовут кошку?
– Тася.

На улице крановщицы уселись на лавочку, чтобы выработать план дальнейших действий.

– Где это всё произошло, мы знаем. Домашний адрес Павлика и ключи у нас есть. Нас двое, значит, самое правильное сейчас – разделиться и поехать и туда, и туда, – Катя Первая рассудительно определила стратегию и вопросительно глянула на подругу. – Эффективности больше.
– Ну да. Только кто куда поедет?
– Кинем жребий. Если орёл – я к нему домой. Если решка – ты.
– Ладно.

Новенькая жёлтая десятирублёвая монета слабо блеснула в воздухе. Выпал орёл.

– Мухлюешь, подруга, – сказала Катя Вторая. – Ладно, я так и знала, что мне всё равно ехать за самокатом.

Место происшествия она нашла довольно быстро. Квартал старых хрущёвок, с одной стороны широкая магистраль, с другой – узенькая ухабистая дорога практически без асфальта, гаражи и свалки. Но мэрия решила облагородить это место, сделала шикарный тротуар. Наставила лавочек и ваз. Как будто вокруг мало зелени. Одного борщевика – хоть десять лет коси, ничего не скосишь. В общем, любимое место дневных прогулок бабушек и вечерне-ночного времяпрепровождения гопников.

Возле одной из лавочек Катя заметила кусок фиолетового пластика. Точно такого же цвета был Пашкин велосипедный шлем. Значит, здесь.

Она неторопливо прогулялась по тротуару в одну сторону, потом в другую. Кое-где на лавочках в тени деревьев сидели старушки, реже – старички. Бегали и катались на великах дети. Никого это особенно не возмущало.

Катя зашла в продуктовый магазин купить бутылку воды. Жара, с ума сойти. Кассир, принимая от неё пропотевшую в кармане брюк сотню, даже ничего не сказала, только брови подняла.
– Извините…
– Да ничего страшного.

Катерина снова пошла гулять по тротуару. Открыла бутылку, с блаженством сделала несколько глотков холодной воды. Краем глаза увидела пацанчика лет десяти, который ехал навстречу ей на самокате. Самокат был тот самый, без сомнения. Катя завинтила крышку и опустила бутылку в сумочку.

Пацанчик явно не ожидал, что эта тётка вдруг вцепится в него обеими руками и остановит.

– Чево те надо? Чево те надо? Отпусти!
– Я вот те поору, лишенец. Заткнись. Едешь на ворованном самокате. Сейчас полицию вызову. Не обрадуешься тогда.

Пацанчик сразу притих.

– Давай тихо и спокойно поговорим. И я тебя отпущу.

Пацанчик кивнул и тут же попытался внезапно вырваться и сбежать. Но одна сильная рука крановщицы держала его надёжно, а другая отвесила убедительный подзатыльник. Так что пришлось покориться.

– Где взял самокат?
– Нашёл. Вон там, – он показал на заросли борщевика. – Лежал. Утром.
– Да? А откуда он там взялся, как думаешь?

Лишенец молчал. Катя вытащила из кармана очередную пропотевшую купюру. Чёрт, пятихатка…

– Скажешь – получишь.
– Да это Котелок… Ну, Котельников… Он тут с каким-то мужиком ночью подрался. Мужика на «скорой» увезли. Котелок всем расхвастался уже. Никто ничего не знает. А самокат он в кусты закинул. Котелок психованный, его все боятся. У него справка есть, ему ничего не будет. Самокат я просто покататься взял, нельзя, что ли… Всё равно валяется… И с ключом…
– Понятно. Покажешь мне этого Котелка?
– Тётенька-отпустите-меня-пожалуста-ну-пожалуста-я-больше-не-буду…

Катя запихнула пятьсот рублей в нагрудный карман пацанчика.

– Понял, да? Я не обманываю. Дам ещё столько же, если покажешь этого психа. Смотри, вот сейчас мы пристегнём самокат к лавке на цифровой замочек… И аккуратно пойдём искать Котелка.
– Чего искать. Он тут во дворе на лавке сидит, бухает. С утра боярышником затарился.
– Точно? Ну ладно тогда, проваливай. Сама найду.
– А пятьсот рублей?
– Может, ещё ключ от квартиры? Да смотри, не говори никому ничего. Тебе же хуже будет.

На прощание пацанчик получил хорошего воспитательного леща. И удалился с облегчением.

Катя сходила в указанный двор, обнаружила там в детской песочнице чернявого мужика лет сорока пяти. Мужик сидел, бессмысленно уставившись в одну точку. Полторашка с разведённым боярышником стояла у его ног.

– Эй, Котелок, – крикнул кто-то с балкона хрущёвки, – чего задумался?

Мужик шлёпнул себя ладонью по голове.

– Котелок не варит.
– Ещё бы, столько выжрать.

Катя вернулась туда, где оставила самокат.

В это время Катерина Первая открывала дверь Пашкиной квартиры. И ей, конечно, было очень любопытно посмотреть, как живёт её любимый человек.

Но ничего интересного там не было. Однушка, санузел совмещённый. Крошечная кухонька с обшарпанным обеденным столом. Древний рычащий холодильник. Комната с обоями тридцатилетней или больше давности. Железная армейская койка. Набор гирь и гантелей в углу. Никакого намёка на присутствие женщины. Может, он и правда был антисексуал?

Был, да весь вышел, подумала Катя, вспоминая то, что происходило с ними в заводском душе.

Квартиру эту Пашка, питомец детдома, получил через несколько лет после выхода из своей альма-матер.

Кошачий лоток, а где же сама кошка? А вот она, спряталась под койку, шипит оттуда на незнакомого человека.

– Тася, Тася… Кс-кс-кс…

Кошка неуверенно вылезла и заплакала.

– Мяу… Меня все покинули… Как жить дальше?
– Не бойся, Тася, не пропадёшь. Вот тебе свеженькой водички.

Кошка, измученная жарой, принялась жадно лакать из миски. Рыбки из аквариума ничего не сказали.

Ну а мы займёмся уборкой, подумала Катя. Здесь всё заросло грязью и пылью.

Если бы в этот момент её мысли слышал Пашка, он бы сильно удивился и вознегодовал. Он всегда считал, что дома у него идеальный порядок и чистота хирургическая.

Надо купить диван, думала Катя, возя шваброй по полу. Обои переклеить. Я видела такие весёленькие. Потолок побелить. Или плиткой. И вообще…

Тут позвонила подруга.

– Ну что, как успехи? – поинтересовалась Первая.
– Самокат наш, – ответила Вторая. – Узнала всё что нужно.
– Хорошо. Подходи, чайку попьём.
– А как же…

На следующий день крановщицы вышли на работу. Там их встретили как святых. Об угрозе увольнения речь уже не шла.

– Девочки… Девочки… Вы только работайте. Сейчас столько работы…

Да кто бы сомневался.

В обеденный перерыв крановщицы пошли на склад, отдохнуть, посидеть с рабочими.

– Ну, кобылы, – тихо ворчал Лаврентий, – совсем сбрендили. Где вы были-то вчера?
– А тебе не всё равно?
– Да мне наплевать. Просто бабьё распоясалось донельзя. Вон у нас во дворе вчера вечером две бабы одного мужика отхреначили. Семь рёбер ему сломали и руку. Это как понимать?
– Наверное, не просто так, а за что-то.
– Наверное, – согласился Лаврентий. – Этому Котелку было за что люлей получить. Козёл ещё тот.
– Ну и на здоровье…

Крановщицы ежедневно варили куриный бульон и носили его Павлику. Тот быстро шёл на поправку. Жаль только, что одна крысообразная медсестричка гоняла их из палаты. Мол, слишком долго сидят, мешают процессу выздоровления.

– Мы из профсоюза, нам можно.
– Знаем мы эти ваши профсоюзы…

Девушки облагородили квартиру Павлика – потолок, обои, туда-сюда. Новый большой аквариум. Диван привезли, опять же. Кошка Тася в них уже души не чаяла.

– Вот он придёт после выписки, а мы его встретим тут. На диване. В нижнем белье. Сюрприз будет. Как тогда, в душе. И пускай сразу выбирает. С кем, куда, чего…
– Хорошая мысль, – согласилась Катя Первая. – А ты будешь в белье какого цвета?
– В чёрном.
– Я тогда в белом.

И вот пришёл великий день выписки. Крановщицы подготовились к нему основательно. Причёски, макияж, комбинации. Заранее разученные позы.

Они улеглись на диване. Ждать пришлось недолго. Ключ решительно провернулся в замке.

– Вот тут я и живу, Катюша… И ты, если захочешь…

На пороге комнаты стоял слегка обалдевший Павлик. Из-за его плеча с интересом выглядывала та самая крысообразная медсестричка. Екатерина Третья.

Две первые вздохнули, встали с дивана и принялись одеваться.

– А ты, Павлуша, времени даром не терял.
– Девочки! – простонал Павлик. – Ну что вы, ей-богу. Ну не торопитесь так. Ну, давайте спокойно обо всём поговорим… Ну нам же есть о чем поговорить…