Я пожаловалась свекрови на чертовщину, происходившую в её доме, а она лишь усмехнулась и ничего мне не сказала. Утром очень болели места, которые щекотали эти ручки. Однажды, когда я уже устроилась секретарём в одну организацию, рассказала обо всех этих страстях коллеге. А та мне и говорит: «Это тебя домовой выживает». Я поначалу не придала значения этим словам – вообще в потусторонние вещи до сих пор не очень верю.

Он тоже не проявлял особой активности: один раз, максимум два, и всё. А я-то гораздо больше хочу! Да ещё после такого целибата. Но с тем парнем мы встречались часто и регулярно, поэтому мне его хватало. Потом расстались, однако моё повышенное желание почему-то не пропало. Морально я вполне готова удовлетвориться и одним разом, но вот физически надо ещё и ещё. Уже сама себя боюсь.

В далёкие семидесятые ничего этого и в помине не было. Спорт был – всякий, доступный, но не для фигуры. Заграничные шейпинги и аэробики задирали ноги, приседали и подскакивали где-то далеко, за железным занавесом, и не соблазняли честных советских комсомолок своими растлевающими 90–60–90. Поэтому в ходу были разные доморощенные рецепты стройности и похудения, передаваемые из уст в уста. Одним из них со мной поделилась одноклассница.

Пацаны в учебке подобрались нормальные. Братья-близнецы из Кемерова с малолетства вольной борьбой занимались, но в армию сами попросились. Сказали: всяко лучше, чем в какой-нибудь бригаде «торпедами» быть и на разборках пулю словить. А так – отслужат, вернутся, снова начнут тренироваться и к олимпийскому золоту готовиться. Женька из Питера полнейший ботан был, но как начнёт чесать про Кавказскую войну, заслушаешься.

Вплоть до августа 1914 года, пока не началась Первая мировая война, в семье Пельтцер говорили исключительно по-немецки. Но потом перешли на русский – так безопаснее. Иоганн Пельтцер всю жизнь называл себя Иваном Романовичем. В дореволюционные годы он был замечательным актёром антрепризных театров, обладал великолепным комедийным талантом. А в советское время стал первым заслуженным артистом республики. Однако современный зритель лучше всего знает его как отца всеми любимой актрисы Татьяны Ивановны Пельтцер.

Через соцсети Сергей и познакомился с юной чиновницей Кариной. На фотографии в интернете и в общении через соцсети она выглядела ангелом. Первый скандал разразился на свадьбе. «Горько!» – взревели гости. Молодые поцеловались.  Серёжкин рот и даже зубы приняли на себя половину пудры, густо-пунцовой французской помады и липких блёсток, по всем правилам наложенных в три слоя на уста невесты.

Кричать «помогите!» взрослому человеку, отцу семейства и начальнику отдела, как-то несолидно. Но становилось всё хуже. Семёнову казалось, что коробка лифта уже раскачивается под его ногами: минута-другая, тросы не выдержат, и будет он лежать, погребённый под обломками, расплющенный тяжёлой крышкой, как котлета в американском бутерброде. Ещё раз посветил на табло и заметил на панели одну необычную кнопку – с выдавленным на ней тревожным колокольчиком.

К детям пока не готова и не уверена, что вообще захочу их, так бывает. Но разве маме это интересно? Она считает, что мой мужчина, такой-сякой негодяй, использует меня шесть лет, а жениться не спешит. И детей-то я сейчас не хочу, потому что «мужика у меня нормального не было». Дети – счастье женщины, этот постулат не обсуждается. Если говорю о своём нежелании, мама заявляет, что у меня проблемы с психикой.

Да, я очень страдала, всерьёз думала, что умру от любви. Писала Андрюхе какие-то красивые, но дурацкие стихи, даже рассказ ему посвятила, который был опубликован в газете. Когда рассказ вышел, надписала его шариковой ручкой крайне сентиментально и, не помню уже как, но вручила ему. Он снова улыбался смутно и с удовольствием застенчивого самца, но уже собирался жениться на другой.

Постепенно крохотная группка приходской оппозиции, по привычке обсудив все последнее новости, рассосалась. Но Лидию Петровну ещё долго не отпускал запал. Она даже пропустила нужный автобус, решила пройтись пешком. И всё ещё долго перекатывала в голове одну и ту же мысль: хорошо бы написать в городскую газету про последние веяния в церкви. Да написать так, чтобы выразить главное. Сказать с чувством, чтобы всех проняло до мозговой косточки.

Говорят, средневековый рыцарь, если перевести тогдашние тугрики на нынешние деньги, стоил примерно как современный танк. Латы, оружие, лошадь, продовольствие и так далее. Звание рыцаря в Европе было очень дорогим удовольствием. Современный российский первоклассник на стоимость танка Т-80 или Т-90, конечно, не тянет, но на автомат Калашникова – легко. С полным боекомплектом. Костюм – 5 тысяч рублей, ранец столько же, а то и больше. Дальше следует список покупок, длинный, как обвинительный приговор вора в законе. Если всё посчитать, начинаешь во сне нервно дёргать пяткой.

Звучит совершенно абсурдно, но из песни слов не выбросишь. Далее Женя объяснил, что имел в виду. Когда двадцать лет назад счастливые родители Жени узнали, что у них будет не один ребёнок, а двое близнецов, они решили, что одного назовут Павлом, в честь Павла Евгеньевича – большого друга семьи. Когда Павел Евгеньевич узнал об этом, на радостях пообещал счастливой паре выставить бутылку дорогущего коллекционного коньяка.