Первая школьная любовь – необыкновенно яркая и абсолютно чистая. Но мой любимый оказался не в папином вкусе, мы расстались. Не совсем по папочкиной вине, но немалая роль в нашем разрыве принадлежала ему. Институт, новый мальчик. Вот этот как раз отцу подходил: бессловесный, тихий, покладистый, со всем согласный. А то, что мною не любимый, – подумаешь, ерунда какая.

Одна курица у другой спрашивает: «Чё за фигня у него играет?» Та отвечает: «Ты дура, что ли? Это же «Кино». А первая давай ржать: «Какое кино, это ж типа музыка!» «Группа «Кино», – отвечает ей курица, которая поумнее. «Да ну, фигня какая-то, – скривилась первая. – Давай своё включим». Включили они какую-то мерзость на смартфонах, да ещё громче Цоя. Я прибавил громкость. Они тоже. Так мне хотелось их из машины выкинуть!

В качестве компенсации и в тайных поисках вдохновения поставила себе задачу регулярно ходить на премьерные спектакли в местные театры. Во время очередного такого похода в антракте я нос к носу столкнулась с Фимой Баянским. Ох уж этот Фима, как говорят у нас в Одессе, это что-то с чем-то! Он сочиняет неплохие стихи, задушевно поёт под гитару, ставит спектакли, снимает рекламные ролики и ездит на гастроли с антрепризами.

У больного выявили перелом лапы, пролом грудной клетки и общее шоковое состояние. Первым делом Лидия предложила дать пациенту цыплячью дозу анальгина. Отщипнули крошку от таблетки, растворили в воде, пипеткой залили в клювик. Из спички и ниток соорудили импровизированную шину на лапку. Больше всего пришлось повозиться с грудной клеткой. Воздух выходил из лёгких под кожу, и цыплёнок раздувался, как шарик.

Стыдно сказать, даже в ничтожных мелочах Юлечка упорствует не на жизнь, а на смерть. В очередной приезд заметили, что дочь пишет ужасной ручкой (а работа у неё связана с бесконечной писаниной). Не ручка ужасна, а чернила в стержне. Бледные, прерывистые, точка-тире. Такой тщетно нажимаешь, и царапаешь, и рвёшь бумагу, и хочется зашвырнуть ручку куда подальше. Ну, со мной такой номер не проходит.

Когда мальчик начал ездить на машинке по дорожке, на ней как раз уже были нарисованы вот такие домики. Но поиграть девочкам в тот раз не удалось, поскольку объезжать рисунки мальчик не собирался. Я пыталась мягко попросить его об этом, однако он упрямо ехал именно по домикам. Поодаль стояла бабушка, которая не только не остановила его, а даже поощряла: «Езжай-езжай!»

Спать девочки ложились по две на одну кровать, сверху накрывались одеялами и матрасом. Все ходили в одинаковых платьях и с наголо бритыми головами. Из еды были в основном солёные чёрные грузди, часто с жирными червями, и мороженая капуста. Один раз на обед приготовили голову погибшей лошади. Маме попалась часть нижней челюсти с большим жёлтым зубом.

Наша дружба началась с той поры, когда мой папа снялся у него в фильме «Выше радуги». Ведь Юнгвальд-Хилькевич был режиссёром мюзикла, и все мы хорошо знаем его фильмы – «Ах, водевиль, водевиль…», трилогию о мушкетёрах и другие музыкальные картины. Когда он появился в нашем театре, то сразу знал, что нужно делать. Мы стали выстраивать сюжетные истории, которые переросли в спектакли. И сейчас мы развиваемся, идём дальше, уже ставим более сложные вещи.

Вскоре настал торжественный день, за ним первая брачная ночь. Почти сразу к нашей огромной радости наступила беременность. В назначенное время пришла на очередной медицинский осмотр. В кабинете сидела та же тётя. К тому моменту я уже встала на учёт в женской консультации, поэтому торжественно подала ей справочку оттуда, вся светясь от счастья – у меня будет малыш! Наши родители тоже были очень довольны, все ждали маленького чуда.

В какой форме высказывались претензии, никто не слышал. Обратили внимание, только когда С. начал нецензурно орать на бывшую подчинённую, тоже, конечно, уже сильно нетрезвый. Отправлял он даму на все известные буквы, прошёлся по её ближайшим родственникам. М. почему-то возомнила, что рукоприкладство остановит поток брани, и хлопнула С. – по-женски, ладошкой по затылку.

Спустя положенный срок нам сообщили, что у Максовой подружки родилось три очаровательных тойчика. Все девочки, и все с идеальным окрасом – хоть на выставку. Второй раз у нас вынужденно гостила собачка нашей старшей дочки Маруся. Некстати случилась течка. Мы хотели от вязки воздержаться. Жена соорудила Марусе трусики из моего зимнего носка, но любовь всегда побеждает. Ночью тойчики выбрались на балкон, избавились от пояса верности и к обоюдному удовольствию сделали это.

Одежда у неё, по-моему, не менялась никогда: если только летом в самую жару снимала куртку и шапку. Облезлая, вытертая на обшлагах до непонятного цвета, куртка в лучшие свои времена, несомненно, принадлежала дородному мужчине, потому и висела на сухой старушке, как на пугале. А вот цигейковая шапка советских времён была почти новая, только давно вышла из моды. Шаркая войлочными ботами, опираясь на клюку, старушка протиснулась сквозь толпу.