Для начала египтянин проехался по моей голове машинкой, и я почувствовал себя картошкой, с которой срезали кожуру. Машинка заедала, дёргала волосы. Вероятно, никто не чистил её с момента приобретения. Мастер вышел на улицу и смочил руки в ведре с водой. Вернулся, облапал мокрыми руками мою макушку и с видом Пикассо отошёл посмотреть, что получилось. С сомнением похмыкав, взял старинного вида ножницы и принялся наводить красоту.

В свете фар становилось непонятно, куда именно я еду, смогу ли проехать дальше. Решил остановиться и пройти вперёд пешком, чтобы проверить дорогу. Попытался нащупать ногой опору, но сапог провалился в пустоту. Мотоцикл тоже стал заваливаться на бок. Удержать 250 килограммов без точки опоры невозможно. Я упал, покатился по склону и свалился в холодный канал. Было неглубоко, примерно по грудь, я угодил в густой и вязкий ил. Успел посмотреть наверх.

Внучка росла смышлёной, всё впитывала как губка. Я учила её читать, мы вместе разгадывали загадки, кроссворды, у нас полное взаимопонимание. Когда у сына родился младшенький, его я тоже полюбила от души; он просто ангелочек, засыпал и просыпался каждый день с улыбкой, рос ласковым, добрым, послушным. Этому малышу всё интересно, в пять с половиной лет я научила его играть в шахматы.

Ко мне недавно приезжал сын, ночевал. Вечером собрался и ушёл к однокласснику, телефон оставил дома, взял ключи и сказал, чтобы его не ждали, а ложились спать. Я так и сделала. Полежала, почитала, время – полночь. Вместо того чтобы уснуть, начала вспоминать все случаи, произошедшие в нашем «тихом местечке»: кого когда избили, ограбили, убили. Накрутила себя так, что даже в носу стало пощипывать: лежу тут, мать, называется, а там… Мало ли?

Именно так я работал с Марком Анатольевичем Захаровым над «Обыкновенным чудом» и «Домом, который построил Свифт». Такой подход меня увлекал и увлекает. Марк Анатольевич сам в этом плане был моим неизменным единомышленником. Делали мы с ним в театре Сатиры спектакль «Чудак человек» по пьесе драматурга Азерникова. Там вообще не за что зацепиться в смысле волшебства, но мы всё-таки нашли возможность.

В хорошие сентябрьские дни нужно выбираться из своей норы куда-нибудь на природу, в лес, или хотя бы просто на улицу: проветрить остатки мозгов, посмотреть на женщин, которые снова становятся загадошными. По первому холодку они надевают длинные чёрные пальто с невозможным разрезом. Если направить взгляд вверх по стройной ноге, по загорелому чулку, где заканчивается этот разрез, – испарятся и остатки мозга.

Нашей «лошадкой» оказался алабай, за которым тянулась трёхметровая цепь. Мой Бест, подпрыгивая от счастья, подбежал ко мне, ткнулся в руку, делясь радостью, и помчался к алабаю. Как же они играли! Носились по всему участку голова к голове, припадали на передние лапы нос к носу, перепрыгивали друг через друга, кувыркались… Всё бы ничего, но цепью была переломана смородина, содрана кора с виноградной лозы, повреждены розы.

Помню, стоял у воды и наблюдал за рекой – не пройдёт ли какое-нибудь судно. И вдруг увидел, как издалека по реке двигалась некая водная громада. У нас никогда не бывает серьёзного шторма, и по нашим речным меркам стена воды высотой примерно три метра, а то и больше, казалась чем-то из мира фантастики. Но это я осознал позднее, а в тот момент, открыв рот от удивления, смотрел, как моторная лодка с трудом переваливалась через огромный гребень где-то посредине реки.

Жилищный вопрос стоял для меня остро, с нами ещё жил мой пьющий старший брат. И решилась перейти в какую-нибудь организацию, где жильё можно получить быстрее. Отпускали с трудом, со мной беседовал директор, я со слезами на глазах обещала ему вернуться после получения жилья. Так я оказалась в ПМК – передвижной механизированной колонне, занимавшейся мелиорацией, то есть осушением земель.

Сначала школу в родной деревне окончила старшая дочь, Аполлинария. Родители несколько лет снимали ей угол в соседней деревне, где были старшие классы, навещали её в выходные, привозили продукты. Потом девушка поступила в медицинское училище и успешно окончила его незадолго до войны. Трудовой путь начала в Серебрянском фельдшерско-акушерском пункте. Затем настал черёд учиться второй дочери, Марии, а в 1941 году семилетку окончил и Конон.

Пошла в коридор, нашла пальто, карман. Вот платок, что же из него сшить? Кофточку мишке! Сложила платок пополам, положила на игрушечного медведя и отрезала всё лишнее, как раз по фигуре. Машинка шила хорошо. Внутри у меня всё пело от радости. Вот и готово, теперь ножницами делаем вырез для головы. Но мишка в кофточку не пролез, он такой у меня, головастик. А рукавчики получились узкие, как макаронины.

Но выходят к человеку лишь медведи, которые живут к нему поближе. А что делать тем, кто обитает глубоко в тайге? Сначала мишки разоряют норы бурундуков – они делают запасы орехов на зиму. Затем начинается голод. Если это происходит в местности с перепадом высот, медведь забирается всё выше в горную тайгу – к скалам и сопкам, где ещё можно найти нетронутые делянки с кедром. И вот тогда происходят самые жестокие медвежьи драки.