А самое главное, как говаривал сам профсоюзный лидер, танцевать он мог с кем угодно, хоть с табуреткой. Самая неуклюжая женщина чувствовала себя в его лёгких объятиях Галиной Улановой. Я лично испытала и никогда не забуду восхитительное чувство полёта над пятачком истёртого пола в машинном зале под магнитофонную музыку и жужжание самописцев.

Живём мы с сыном в одной комнате, поскольку вторая у нас холодная, продуваемая сквозняком откуда-то из-под пола. Невольно возникают мысли: со второй комнатой что-то не так. Когда сын был совсем маленьким, он постоянно орал как резаный, если просыпался один. Сразу бежал искать меня, его прямо всего трясло от страха. С возрастом ребёнок вроде бы постепенно стал привыкать ко второй комнате, но как быть с его боязнью?

Через пару дней друзья заночевали возле городка Кейстон. На следующее утро восхищались природой. Потом зашли в бистро перекусить. И двигаться дальше. В бистро было шумно. Все столики оказались заняты, и лишь в углу возле огромного окна виднелся свободный стол. Туда и направились. Только было приземлились, как подошли трое растрёпанных молодых людей и развязно потребовали освободить столик.

В 15 лет сыну понадобилось очередное обследование. Мы сидели в душном коридоре мединститута, ждали своей очереди, наблюдали царившую вокруг суету и слушали капризы уставших малышей. Маленькая юркая медсестра неопределённого возраста, с вострыми глазками, периодически выбегала из кабинета, громко сообщала фамилии счастливчиков, чья очередь подошла, хватала из рук бумажки и вновь исчезала за дверью.

Второй случай произошёл в 1989 году, мы тогда на Камчатке жили. Дружили с семьёй сослуживца мужа. Ребята родом из Минска, их дочке было пять лет. Отправились они в отпуск к родителям в Минск, тогда отпуск у нас был длинным, по два месяца. А когда вернулись, рассказали, что им пришлось пережить. Однажды утром девочка проснулась с плачем.

Вечером проводила её – грипп отступил, и я уже чувствовала себя в состоянии самостоятельно справиться с болеющим семейством. Мама взяла свою модную сумку, застегнула светлые сапоги на каблуках, обняла меня и уехала. Завтра её снова ждала работа, где без неё никак не обойтись. Пошла проведать детей перед сном. Сын уже уснул, половина одеяла съехала на пол, нога свисала с кровати.

В спектакле «Любовь под вязами» мне приходилось не только играть, но и петь. Музыкальное образование всегда может пригодиться. Ведь скрипка – это абсолютный слух. Я семь лет обучался в музыкальной школе. А в театре познакомился с методикой нашего заведующего музыкальной частью Семёна Ефимовича Розенцвейга. После этого у меня было ощущение, что я окончил две консерватории. Семён Ефимович мне говорил на репетиции...

Наконец я выбралась к нужному уличному переходу. Ни один переход не оборудован пандусом для чемоданов, хорошо – молодые люди помогали мне спустить и поднять чемодан. В переходе тоже не было указателей, как добраться до Ярославского и Ленинградского вокзалов. Но как же так? Это же Москва, площадь Трёх вокзалов, каждый день сюда приезжают тысячи людей, в том числе пожилых, и все слоняются в растерянности: куда идти, где повернуть?

Мы жили в Керчи уже около трёх лет, а на Генеральских пляжах ещё не были. Нам посоветовали поехать, сказали, что красиво невероятно и вообще стоит посмотреть на Азовское море поближе. Панк и Хой к тому времени стали почти взрослыми, по крайней мере по размеру. И если Хой – фокстерьер, собака некрупная, то Панк побил все рекорды по росту для немецкой овчарки. С таким телёнком проблема выезжать на оживлённые пляжи, ведь есть люди, которых большие собаки пугают.

До этого момента всё шло нормально, его прикрепили к лечащему врачу-онкологу, молодой женщине, только что вышедшей из декретного отпуска. Когда выяснилось, что опухоль не злокачественная, а представляет собой воспалившуюся папиллому, мы спокойно вздохнули и приступили к амбулаторному лечению по плану. Но возникло неожиданное осложнение: начались регулярные кровотечения из этого образования.

Нас привезли в район Тёплый Стан, там строился 33-этажный дом. Территория стройки была огорожена колючей проволокой, и по периметру стояла охрана с собаками. Мы отработали там четыре месяца, всё это время считались людьми даже не второго, а сто второго сорта. Это было давно, тогда ещё работали бригады разных национальностей – белорусы и молдаване, украинцы и туркмены и так далее.

Соседей я знала плохо, но все казались людьми милыми и добрыми. Собственно, так оно и было – за исключением одной особы, женщины чуть старше меня, очень привлекательной и общительной. Поначалу и она была мне симпатична, но вскоре стала вызывать неприязнь. Я старалась избегать её. Наши комнаты разделяла стена из оштукатуренных деревянных реек, поэтому всё, что происходило в её комнате, было слышно.